— Ну я, конечно, тебе не верю, но пойду и сделаю, что попросишь. Ты же знаешь!
— Хм, обещание получено. Я запомню. — Он засмеялся, выводя ее из зала, а потом через дворик замка на дорогу, вниз по скале. По песчанику, по ступенькам они спустились к берегу. Парис нарушил молчание.
— Я так устал от семьи и от ее бесконечных проблем. Мне хочется спрятаться от всех, побыть вдвоем с тобой. Она ждала, что он скажет дальше.
— Семья! — безжалостно расхохотался он. — Иногда мне кажется, что они все совершенно чужие, другие, не моя плоть и кровь.
Табризия сжала руки мужа, стараясь рассеять его мрачное настроение.
— Может, ты и не очень хочешь, — продолжал он, — а я, Бог свидетель, просто жажду немного покоя и уединения. Я собираюсь подарить тебе медовый месяц.
Они подошли к маленькой лодке. Парис перенес в нее Табризию, запрыгнул сам и оттолкнулся от берега. Табризия увидела огни «Морской колдуньи», вместе с приливом быстро сближавшейся с ними.
Все происходящее казалось нереальным, и она спросила себя, не во сне ли это. Но соленые брызги, упавшие на щеку, были настоящие. Она подумала о своем дорогом платье — оно погибнет, и его нельзя будет носить, — но прикусила язык, чтобы не испортить приключение. Огромная волна подкинула их, но она беззаботно рассмеялась — ей становилось весело.
Парис закричал:
— Эге-гей! Эге-гей!
Люди, наблюдавшие за ними с корабля, уже спускали трап. Руки Париса подхватили Табризию, он поднял ее себе на плечо и втащил на палубу. Потом обнял жену за талию и повел в уже знакомую каюту. Здесь было все как прежде, и Табризия покраснела, вспомнив первую ночь с Парисом на этой огромной кровати с черным покрывалом. От жаровни шли тепло и аромат, даже панели на стенах пахли сандалом, щекоча чувства. Разбросанные мягкие подушки и подушечки манили, искушая.
Парис повернул Табризию к себе и прильнул к ней в долгом поцелуе, пока она не задохнулась. Потом глубоко и удовлетворенно вздохнул.
— Мне надо поднять якорь и сделать тысячу маленьких дел, чтобы отправиться в море, но как только мы ляжем на курс, я приду. Развлекайся пока сама, дорогая. На этот раз, обещаю, шторма не будет.
Оставшись одна, Табризия задумчиво осмотрелась. Все будто во сне, хотя, казалось, мечта превращается в реальность. Она увидела свое отражение в серебряном зеркале и поразилась, как испорчена прическа. Сняв поникшее платье, она отправилась принимать ванну.
Мыльная пена благоухала, Табризия была свежа, как бутон, и думала, во что бы ей одеться сейчас. Он притащил ее сюда по минутному капризу, не заботясь о повседневных вещах. Она открыла гардероб, забитый одеждой мужа. Можно надеть его батистовую рубашку. Она провела пальцем по бархатному богато расшитому халату, но уж слишком он был велик. Закрыв шкаф, Табризия еще раз оглядела каюту, отперла один из многочисленных сундуков, стоявших вдоль стены, и ахнула. Какие яркие вещи! Какие ткани! Она выбрала прозрачный наряд, сверкающий серебром. В маленькой шкатулке обнаружила золотые цепочки, такие изящные, что казалось — дотронься — и они сломаются. На глаза ей попалась картинка, изображавшая женщину в экзотическом костюме. Она пристально рассмотрела ее, стараясь не краснеть. Груди поддерживались разделенными чашками, которые и скрывали, и в го же время открывали их. Она заглянула в сундук, увидела еще какую-то штуковину, и тут до нее дошло: это тот самый костюм, что и на картинке. Ей неодолимо захотелось надеть его.
Мигом вылезла она из корсета и нагая встала перед зеркалом. Нацепив чашечки и закрепив их сзади застежкой, изумленно уставилась на свое отражение, рассматривая сильно увеличившие грудь полусферы. Затем обернула тончайшую ткань вокруг талии и завязала. Одеяние мягкими складками ниспадало до щиколоток. Табризия захохотала: все просвечивало насквозь — и ноги, и рыжий кудрявый треугольник. Она заглянула в сундук в поисках панталон, но их не оказалось. Впрочем, на женщине с картинки тоже ничего не было, кроме золотых цепочек. Задрав юбку, Табризия застегнула двойной ряд золотых цепей на бедрах, потом на запястьях и щиколотках. В шкатулке были еще черная краска для глаз и красная для губ, пузырьки с маслом и мускусом и баночки серебристого и золотистого блеска, приятно пахнущие лимоном и миндалем. Молодая женщина принялась пробовать на себе все эти чудеса красоты и так увлеклась, подкрашивая уголки глаз, что не услышала звука открываемой двери.
— Табризия!
Она повернулась и оказалась лицом к лицу с Парисом. Его взгляд пробежался от лица до груди, опустился ниже. В глазах застыло непередаваемое выражение. Осмотрев жену сверху донизу, он снова поедал ее взглядом, который двигался теперь в обратном направлении.
— Как тебе идет! — воскликнул он.
Табризия покраснела от волнения и беспокойства: муж видит ее в таком наряде! Парис медленно подошел к ней, не скрывая желания, и жадно впился ртом в ее губы. Пальцы уверенно расстегнули чашки, задрали ткань, изображавшую юбку.
— Пройдись, дай посмотреть на тебя.
Она медленно обошла каюту и снова вернулась к мужу. Взгляд, который она встретила, заставил ее почувствовать себя самой любимой и желанной из всех женщин в мире. Подойдя к Парису вплотную, Табризия встала на цыпочки, крепко обняла его за шею и поцеловала в губы. Он поднял ее, и она услышала, как сердце Париса гулко бьется возле ее обнаженной груди.
— Когда ты рядом, я всегда чувствую себя голодным мужчиной. Только твое прикосновение и ласка могут насытить меня. Готовься, сейчас я начну тебя есть!
Его пальцы легко и умело находили потаенные места на теле жены. Парис уже хорошо знал, что прикосновение к ним доводит ее до исступления. Он подложил под ее ягодицы подушку, чтобы проникнуть глубже. Она выгнулась, раскрываясь, как цветок навстречу солнцу, и вновь так крепко сжала бедра, что он застонал от избытка чувств. Парис замер на секунду, с наслаждением слушая пульсацию тел, потом стал медленно двигаться, пока стоны Табризии не перешли в крик. Ее руки вцепились в мускулистую спину Париса, и он позволил себе заполнить ее жгучим нектаром. Парис принес с кровати одеяло и укрыл Табризию. Она блаженно потянулась, уютно прильнув к нему.
— Наш маленький рай вдали от всех. Я покажу тебе места, о которых ты могла только мечтать.
Очень медленно Табризия начала возвращаться к реальности.
— И долго ли мы будем путешествовать?
— Кто знает! Кому какое дело? Всегда! — Он прижал ее к себе.
— Ну два дня, две недели? — допытывалась она.
— По крайней мере, — лениво согласился он.
Табризия тотчас вспомнила про Александрию. Она должна ему сказать. Хотя нет, не сейчас. Это испортит их медовый месяц. Она отбросила мысль об Александрии и попыталась сосредоточиться на словах Париса.
— Ты увидишь Францию, родину своей матери.
— Францию? — прошептала она, не веря.
— А как ты думала, куда мы плывем? — улыбнулся он
