— Оля с детьми на рязанской фазенде. Я вчера, нет, позавчера, за хлебом ходил, сосиски вот купил, повезло.
— Это хорошо. То есть не очень хорошо.
— У меня по газону только собаки ходят. Вот облезлый пудель пристроился погадить. Дрожит весь. Наверно, запор. Нет, нормально облегчился.
— Передай пуделю мои поздравления.
— Что ты про танки говорил?
— Ты телевизор включи.
— Угу.
— Что видишь?
— «Лебединое озеро». Адажио. Может, тебе по телефону сплясать? А то я могу.
— Да я знаю, что у тебя «Лебединое озеро».
— Откуда?
— Мне CNN сообщает.
— Давно CNN интересуется программой московского телевизора?
— А в мире ничего интереснее сегодня не происходит. Ты, похоже, действительно не в курсе.
— Ильич, я два месяца был во Всеволожске, писал код по десять часов в день, повесть об учете и контроле. Приехал позавчера, расслабился, сижу, читаю Гиппиус. Могу я пожить внутренним миром пару дней? Вот отосплюсь, деньги получу и к Оле поеду. У меня отпуск.
— То что Олюшка с детьми в деревне — это хорошо. Плохо, что ты один в Москве, ведь вляпаешься во что-нибудь неполезное для здоровья.
— Ильич, я проснулся уже. Что случилось?
— В Москве военный переворот, в город вводят танки и войска. Горбачев, видимо, арестован. А то и хуже… С добрым утром, лапушка!
— Опа-на. А ты откуда… Да, ты же говорил, CNN.
— Я тебя умоляю, прямо сегодня поезжай в Рязань. Не ходи никуда.
— А куда мне не ходить?
— В городе митинги, на Манежке и вообще.
— Круто.
— Ну вот, ты уже куда-то намылился.
— Да не пойду я никуда, расслабься, мне к Оле надо ехать.
— Конечно, так я тебе и поверил. Буду звонить каждый час и проверять.
— Все будет нормально. Ладно, начну зубы чистить.
— Давай-давай. Чистота — залог здоровья.
— Я тебе позвоню. Пока.
— Это я тебе позвоню. От тебя дождешься.
А по ящику действительно сплошь «Лебедя». Ага, вот местное кабельное ТВ гонит CNN напрямую без синхрона. Голый real-time. No comment. Манежная. Людей-то сколько. Танки, действительно. Жизнь становится с каждой минутой интереснее. Новости. 1-й канал. Хмурый мужчина рассказывает, что Горбачев скоропостижно заболел, и всю полноту власти временно взял на себя Государственный комитет по чрезвычайному положению. Теперь у нас все будет как при дедушке: всем москвичам для начала дадут по шесть соток под огороды, а потом тем, кто особо попросит, 7 + 5 по рогам. И выход газет приостановлен. Непонятно до каких времен. ГКЧП возглавил вице-президент Янаев. Какая-то тьма египетская. Но вроде бы, пока египетских казней не предвидится. Хотя это как пойдет.
Опять лягушка заквакала.
— Да.
— Это Сорочкин.
— Привет, Сорочкин. Чё те надо?
— Я тебе давал анкету миграционную из австралийского посольства. У тебя она сохранилась?
— А я почем знаю?
— Мне срочно нужен телефон посольства.
— А у тебя нету, что ли, анкеты?
— Да вот никак ее не могу найти.
— Я твою анкету внимательно прочитал и выяснил, что Австралия радостно принимает к себе на ПМЖ всякого, кто переведет в австралийские банки полмиллиона американских денег. Мне как раз полмиллиона не хватает. Вот скоплю, буду думать.
— Кажется, ты не догоняешь, сейчас можно подсуетиться. Может, они виды на жительство раздают советским гражданам. Особенно программистам.
— Это с какого бодуна?
— Ты что, не знаешь, что происходит?
— Знаю, знаю. Просветили добрые люди. Я только два дня как из Всеволожска вернулся.
— Как там дела?
— Лучше не бывает. Ты же бросил меня, блин, на ржавые гвозди, мне пришлось и за себя, и за тебя отрабатывать.
— Не переломился?
— Я с тобой вообще говорить не хочу. Давай, вали в Австралию пешком. Как раз пока дойдешь, английский выучишь, заодно малайский освежишь.
— Чего взъелся? Устал я, уехал…
— А я никогда не устаю? Все, пока, мне надо зубы почистить.
— Не злись, созвонимся.
Бросаю трубку. Звонит как ни в чем не бывало. У него, видите ли, нервный срыв, в Австралию он хочет очень. Не-на-ви-жу. Ква-ква. Ква-ква. Нет, я сегодня зубы не почищу.
— Да.
— Привет, ты как?
— Иришка, привет. Меня Оля просила зонтик у тебя забрать.
— Приезжай, конечно. Я тут сижу и не знаю, что делать. Муж в Германии, ждет меня, а я здесь с детьми. Все готово, визы есть, через четыре дня самолет. А что теперь будет? Как мы улетим?
— Иришка, я сегодня к тебе приеду, и мы что-нибудь придумаем. Уходить будем латвийскими болотами. Я там все кочки знаю.
— Ладно тебе, болотами. Давай приезжай что-нибудь после семи.
Все. Если опять заквакает, трубку не возьму, пока зубы не почищу. Но вообще-то, все очень плохо. Хуже, наверно, можно, но трудно.
75
19 августа, 14 часов. Квартира тиха, как бумага. Нет ни Оли, ни девочки Кузи, ни мальчика Вани. Я сижу на постели в голом одиночестве и созерцаю свой пуп, как Будда. Пуп созерцается. Встаю, ставлю на вертушку Цоя — «Когда твоя девушка больна». И наконец-то отправляюсь в ванную чистить зубы. Это очень приятная процедура. Зубная паста фабрики «Свобода» бодрит. Ну конечно, свобода все-таки. Только свобода-то надолго ли? Что-то, судя по телевизору, ненадолго.
Надо на работу сходить. До нее метров двести примерно — соседний дом. Иду, курю. Сажусь на лавочку собраться с мыслями. Вокруг гуляют молодые мамы с колясками. Дети ползают, в песочке ковыряются. Мам — много. Детей — еще больше.
Но почему у нас все и всегда так? В журнальчике «Век XX и мир» я прочел статью, которая называлась «Аргонавты ада», где некий философ объяснял, что Россия — это такая экспериментальная площадка, на которой история проигрывает тупиковые варианты развития, чтобы потом их отбросить. Вот Россия спускается в ад, чтобы всему прогрессивному человечеству объяснить, что туда ходить не надо, поскольку там климат нездоровый. А это самое человечество стоит в отдалении и пальцем у виска крутит: мы вроде и так знаем, что не надо туда ходить, но если у вас такой новый способ садомазо, то вперед, конечно, мы за мультикультурализм.
А детей и вправду много. Маленькие совсем и не знают, во что вляпались по факту рождения.
На работе собрался чуть не весь наш кооператив. Работает телевизор. СNN. Все советские программеры довольно свободно читали английскую документацию, поскольку никакой другой не было, а понять, как и что, все-таки хотелось, не все же пальцем тыкать — то в небо, то в нёбо, то вообще… Но английскую речь почти никто не понимал — надобности в этом никакой не было. По CNN почти сплошь прямой эфир из Москвы. Можно и без перевода.
