Именно столичные секции формировали батальоны гвардии из санкюлотов, целиком подчиненных якобинцам. Если Робеспьер и появится где-то после освобождения, так это в парижской ратуше, главном гнезде пламенных революционеров. Только там он действительно будет в безопасности.
«Лишь бы успеть!» — подумал Адриан и побежал.
Затем он остановил экипаж, прибыл к ратуше, увидел, что здесь еще ничего не знают, и двинулся напролом.
— Гражданин, — обратился молодой человек к чиновнику, стоящему на входе. — Какой секцией руководит Адриан Матье?
Тот удивился.
— Нет в руководстве никакого Матье.
— Может, он заместитель? — предположил Адриан.
К ним подошли еще двое. Завязался разговор, но Адриан упорно строил из себя полного тупицу. Когда чиновники уже начали терять терпение, его сердце стукнуло и замерло. К ратуше в окружении плотного кольца единомышленников быстро шел Робеспьер. Сзади и по бокам следовали жандармы, вяло пытавшиеся исполнить приказ и переправить в тюрьму вождя, отбитого якобинцами.
— Это еще что? — поразился кто-то.
Адриан с колотящимся сердцем сделал шаг назад и прижался спиной к дверям. Мимо него бегали люди, иногда толкали плечами, но он не сдвигался ни на шаг. Каким бы плотным ни было окружение вождя, а здесь, в дверях, его сможет прикрывать только один человек.
— Прочь! — заорали на него. — В сторону, тебе сказали!
Адриан вытаращил глаза и с тупой преданностью уставился на верховного бога Франции.
«Десять шагов, девять, восемь, семь».
В него вцепились крепкие руки агентов.
— Иду-иду, — примирительно проговорил Адриан.
Оставалось четыре шага.
Он рывком освободил руки, выхватил из-за пазухи пистолет и выстрелил в лицо вождю, уже поравнявшемуся с ним.
Крепче всего сцепились Сулла и Спартак. Один хотел вернуть вложенное, а второй просто и внятно доказывал, что закрытая страна — идеальный вариант. Спартак умел признавать ошибки и делать верные выводы.
— Да пойми же! Когда мы принимали эту схему, у нас не было реального опыта, — заявил он. — Никто не знал, что это возможно! Потому что все у нас впервые.
Члены совета, вполуха слушавшие эту перепалку, говорили о том же:
— Кто знал, что нам удастся подмять масонов? Но ведь сделали!
— Идея казнить Людовика казалась бредом! А что в результате?
— А главное, он и впрямь уже держится почти год! И пушки льет, и порох делает!
Главным соблазном была система твердых цен, уже отлаженная Аббатом. Он показал раскладки, и выходило так, что ему подчинены все рынки. Это решало массу проблем с ассигнатами. Экономика становилась управляемой!
А потом появился секретарь. Аббат принял очередную записку и замер. Такую новость он утаить не мог.
— Что там? — Спартак понял, что дело важное.
— В Робеспьера стреляли.
Все мгновенно повернулись к нему.
— Жив?
Аббат стиснул зубы.
— Жив, — через силу процедил он. — Но челюсть раздроблена.
В зале повисла тишина. Раздробленная челюсть вмиг сделала Робеспьера непригодным к политике. Так жеребец после кастрации становится непригодным к воспроизведению.
— Это все, что нам надо знать? — поинтересовался Магомет.
— Есть еще кое-что, — нехотя признал Аббат. — Робеспьер обвинен конвентом в заговоре.
— Ну что ж, вот все и решилось, — удовлетворенно констатировал Сулла.
Никто не возразил. Все понимали, что произошло. Депутаты конвента стали неуправляемы, словно стадо баранов, увидевшее волка.
— Кто председательствует? — сухо спросил Магомет.
— Тальен.
— Он твой?
— Нет.
В зале опять воцарилось молчание. Случившийся переворот был юридически легитимен. Страна, тщательно подготовленная к употреблению, в самый последний момент перешла в случайные руки.
— Это Кабаррюс, — печально проговорил Магомет. — Его деньги работают.
Но все понимали, что дело не в этом. Депутаты учились быстро. Гильотина очень этому способствовала. Загнать их в ту же ловушку второй раз было почти невозможно. Значит, еще одного Робеспьера не будет.
— Я бы сказал, что нам придется идти на компромисс с теми личностями, которые стоят за Кабаррюсом, — подытожил Магомет.
— Не делайте этого, — заявил Аббат. — Конвент превосходно отфильтрован. У вас не будет с ним проблем. Депутаты сами закроют страну. Они все робеспьеры, кто больше, кто меньше, все эти бараны из одного стада. Из вашего.
Магомет повернулся к Иисусу, тринадцатому, не ассоциированному члену совета.
— А вы что скажете?
Иисус сокрушенно покачал головой.
— Мне искренне жаль, но наш друг проиграл. Нет, все очень убедительно! Система единых государственных цен меня просто потрясла! Но вот эта челюсть!.. — Он поморщился. — Думаю, пора голосовать.
Аббат разъярился.
— Да что ж вы все такие трусливые?! Вы же все равно к этому придете! Не через двадцать лет, так через пятьдесят! Вот она, страна, у вас на блюдечке! Закройте ее и делайте с ней что хотите! Только не отступайте!
Но руки уже были подняты. Соотношение с перевесом в два голоса было против Аббата. К его шее что-то прикоснулось. Он провел рукой и нащупал шелковый шнур.
— Спокойно, — сказал Охотник из-за его спины. — Я все сделаю быстро.
— Я знаю, — с досадой отозвался Аббат и щелкнул пальцами, привлекая к себе внимание. — Говорю вам, вы к этому все равно придете.
Он вздохнул и заставил тело расслабиться.
Адриана сбили с ног, мгновенно стянули руки за спиной, подняли, понесли. Он быстро посмотрел на Робеспьера и увидел ужас, стоявший в его глазах. Вождя тоже подняли и несли в противоположную сторону. Вся нижняя часть его лица представляла собой кровавое месиво. Тогда Адриан заплакал от счастья.
— Анжелика!..
В стране, где гильотины включались только по приказу Робеспьера, ее шансы выжить возрастали неимоверно.
Его тряхнули, уронили, попытались поднять. По звону сабель Адриан понял, что в дело включились жандармы. Было похоже, что его отбивали у агентов.
Адриана снова подняли, понесли, вдруг поставили на ноги и принялись шарить по карманам. Это делали уже не агенты комитета, а жандармы в такой же форме, как у него.
— Где служишь? — поинтересовался офицер, крупный мужчина лет пятидесяти.
— Неважно.
— А зачем стрелял?
Адриан порывисто вздохнул и сказал:
