– Ты можешь взять еду? – крикнула я, протягивая ему коричневый бумажный пакет, в который положила хлеб с арахисовым маслом и фрукты. В коттедже, насколько я помнила, оставалась почти целая упаковка бутылок с питьевой водой. Еды нам хватит на сегодня и еще на завтра останется.
– Держи его закрытым, чтобы еда не промокла, – сказала я, передавая ему пакет, а сама перекинула за плечо мешок из-под мусора, и мы направились к «Сторожевому Баркасу».
– Я ничего не вижу, – проговорил Энди.
– Мы уже почти дошли.
Я едва могла отличить один дом от другого. Ветер дул прямо в лицо, и приходилось сильно щуриться. Мы прошли мимо узкого дощатого настила, ведшего к дому, и вынуждены были вернуться.
– Иди сюда, – сказала я, утвердившись ногами на настиле. – Держись ближе ко мне.
Мы достигли небольшой насыпи перед домом. Даже в темноте я могла видеть белые барашки волн, набегавшие друг на друга, пока они неслись к берегу. Я посветила фонариком на песчаную площадку перед домом. Что-то здесь изменилось, и мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что серебристые блики в луче моего фонарика – это не песок, а водная поверхность. Океан добрался до свай, на которых стоял коттедж, швыряя пену и брызги прямо в окна первого этажа. Я никогда не видела, чтобы на этом берегу вода поднималась так высоко. Мне не хотелось показывать Энди, как я встревожена.
– Дождь кусается! – крикнул Энди.
– Это песок и ветер. – Песок жалил мое лицо и руки. – Иди сюда, – крикнула я, прыгая через острый гребень дюны.
– Эти вещи… – Ветер унес конец фразы Энди, но я не слушала.
Я старалась внушить себе мысль о том, что дом перенес десятки ураганов и множество норд-остов. И этот шторм он тоже должен выдержать.
Я нашла мешок с углем и подтащила его к дверям.
– Я залезу первая, а потом помогу тебе, – крикнула я.
С третьей попытки я закинула мешок с углем на настил перед дверью. Потом взобралась сама.
– Мне не надо помогать, – крикнул Энди. – Я сам могу забраться туда.
– Ладно, только передай мне пакет с едой.
Он подал его мне, и я ухватилась за него руками. Он был скользким от воды, и, прежде чем я смогла покрепче ухватиться, ветер вырвал пакет из моих рук, рассыпав содержимое по мокрому песку.
– Я все соберу, не переживай, Мэгги!
Энди нагнулся, чтобы собрать остатки еды, и я увидела, что ветер швырнул батон хлеба, словно перышко, и унес в темноту.
– Я приду через секунду! – крикнула я.
Отперев дверь, я втащила пакет с углем в прихожую. Потом спрыгнула с настила, и мы вместе собрали остатки еды, которые смогли найти.
Когда мы оба залезли на настил, Энди попросил меня посветить фонариком на надпись.
– «Предназначено под снос», – прочел он.
– Когда мы были детьми, – прокричала я, – ураган Фрэн разрушил большую часть острова.
– Я это знаю, – крикнул в ответ Энди. – Я понимаю – это означает, что мы не должны входить сюда, но мы войдем.
– Ну вот, ты все понял, – сказала я.
Распахнув дверь, мы вошли внутрь.
– А мы не делаем ничего плохого? – спросил Энди, проходя в гостиную. Пол скрипел под его кроссовками. Я знала, что он специально так наступает на половицы, чтобы они громче скрипели.
Я взяла с кухонного стола второй фонарик.
– Здесь есть еще один для тебя. – Я протянула ему фонарик. – А насчет того, делаем мы что-то противозаконное или нет, – может, некоторые люди так и подумают, но я считаю, что мы все делаем правильно.
– А мама что подумает? – Энди то включал, то выключал свет, направляя его мне в лицо.
– Прекрати. Ты слепишь меня.
– Извини. Мама подумает, что это плохо?
– Видишь, по комнате расставлены свечи. Давай зажжем их, а потом я отвечу на твой вопрос. – Я протянула ему коробку спичек.
– Можно мне воспользоваться своей зажигалкой? – Он полез в карман, и я увидела в его руке зеленую зажигалку.
– Откуда она у тебя? Я думала, ее отобрала служба охраны аэропорта.
– Это совсем другая.
– Зачем она тебе? – спросила я. – Ты все еще куришь?
– Только не говори маме, – сказал он.
– Я-то не скажу. Но это очень плохо с твоей стороны, Панда. Надеюсь, ты больше не будешь этого делать.
– Я соврал маме, – признался он.
– Да, – сказала я. – Я сама иногда так делала.
– Я ей сказал, что не затягиваюсь, а на самом деле это неправда. Я затягиваюсь.
– Очень полезно для твоей астмы. – Я зажгла на столе одну свечу.
– Мне нравится, когда дым выходит из носа.
Я попыталась представить его курящим.
– А где ты куришь?
Он ведь всегда был под присмотром. Мы бы почувствовали, если бы он курил дома, и наверняка он не делал этого в школе.
– Я курю, когда гуляю со своими друзьями. В те дни, когда ты не отвозишь меня домой.
Я представила себе, как он ждет автобуса вместе с остальными детьми из школы, с другими мальчишками, которых он считал своими друзьями и которые, вероятно, выманивали у него сигареты, а за спиной смеялись над ним.
– Если в доме начнется пожар, я смогу выпрыгнуть в окно вон на те доски. – Он направил луч фонарика на окно гостиной и на настил под ним.
– Правильно, – сказала я. – А в кухне есть дверь, через которую мы сможем выскочить из дома на настил.
– Я тоже имел в виду настил, а не доски.
– Я поняла. Ведь настил сделан из досок, так что с технической точки зрения ты прав.
– У нас дома есть большой настил. Когда мы поедем домой?
Я положила пакет с едой на кухонный стол.
– Мы переночуем здесь, а завтра решим, что делать дальше. – Я открыла пакет с продуктами. – Хочешь бутерброд с арахисовым маслом?
Надо было взять с собой и пиццу. Что подумает мама, когда увидит на столе нетронутую пиццу?
– Окей.
Он смотрел, как при колеблющемся свете свечей я намазываю арахисовое масло на два куска хлеба. Потом я протянула один ему.
Мы вместе уселись на диван и стали смотреть на темное окно перед нами, есть хлеб с арахисовым маслом и пить воду прямо из бутылок.
– За окном находится океан, – сказала я.
Было так темно, что я не могла разглядеть белые барашки на волнах.
– Я знаю. Я не слабоумный.
– Никто в этом и не сомневается, Панда, – сказала я.
Некоторое время мы молча жевали хлеб. Я продолжала воображать, что почувствовала мама, когда вошла в дом и обнаружила исчезновение Энди. Я вывалила на нее все эти жестокие сведения про отца, а у нее был такой ужасный день. Она мчалась домой через дождь и ветер, переживая и волнуясь за завтрашний день, а потом обнаружила, что ее дети исчезли. В моей голове звучали два голоса – один требовал, чтобы я позвонила ей и сказала, что с нами все в порядке, а второй советовал молчать. Я чувствовала, как от волнения чешется татуировка у меня на бедре.
