Шейн не спеша распутал завязки на горловине одного из мешков, достал пергаментный сверток с куском хлеба и портсигар. Так же не спеша, обстоятельно, достал сигарету, постучал о дно портсигара, утрамбовывая табак, прикурил от собственноручно сделанной зажигалки из гильзы маузера. Дым наполнил легкие, согревая тело и разгоняя мрачные мысли. Что-то прошуршало совсем рядом. С обманчивой неторопливостью Шейн повернул голову в направлении звука.
Из-за соседнего кнехта сверкнуло глазами странное существо, похожее на лепрекона, только без горшка с золотом и одетое в неописуемые лохмотья. Шейн положил руку на рукоять ножа — на мгновение ему показалось, что за тумбой притаился немецкий пехотинец. Но то был не немец. Подросток, грязный, как кочегар на пароходе, наверняка бездомный, завороженно смотрел на хлеб, временами бросая опасливый взгляд на его владельца.
Шейн усмехнулся, отломил небольшой кусок и бросил его на землю. Оборванец злобно зыркнул, но не двинулся с места.
— Неплохо. Себя уважаешь, — одобрил Шейн и отломил куда больший ломоть. На этот раз он положил хлеб рядом, на скамью, и приглашающе махнул рукой. Мальчишка не заставил просить дважды. Несколько минут они сидели рядом, поедая каждый свой кусок.
— Как зовут? — спросил Шейн, пережевывая хорошо прожаренную корочку. Оборванец посмотрел на него, похоже, он не понял невнятный вопрос.
— А, не из наших, — понял Даймант. — Как тебя зовут? — повторил он, отчетливо выговаривая каждое слово.
На этот раз оборвыш понял и немедленно выдал порцию малопонятных звуков.
— Понятно, не из Европы, русский, что ли? — удивился Шейн, немного подумал и заметил: — Нет, мне не нравится. «Потр Шноу» — разве это имя?.. Ну, допустим, «Потр» — это почти как Поттер, но «снежный»… «Снежный Поттер», «Снеговик Поттер». Никуда не годится, это прозвище для черного, а ты вроде не негр, только надо отмыть как следует.
Даймант замолчал. Его сосед освоился, перестал испуганно коситься и даже болтал ногами. Теперь стало видно, что ему лет десять-двенадцать, не больше.
— Куда же мне податься? — задумчиво проговорил Шейн, уставившись на огни города. — Конечно, можно двинуть прямо в эту обитель греха, как в старые добрые времена. Там немерено симпатичных серых бумажек с приятным зеленым отливом, и скорому на руку человеку всегда есть чем заняться. Но…
Сигарета догорела до фильтра и погасла, испустив на прощание тонкую струйку дыма, незаметного в ночном воздухе. Шейн закурил новую.
— Но вот ведь какая штука… — продолжил он свои мысли вслух. Утоливший голод подросток внимательно вслушивался в слова полузнакомого языка. — Щедрая и добрая родина призвала много молодых и смелых мальчишек, напялив на них мундир и вручив «Спрингфилд».[130]Теперь война закончилась, мальчишки возвращаются домой. Это я уже достаточно пожил на свете и понимаю, что никто не ждет меня с распростертыми объятиями и мешком денег в придачу. А они — вряд ли… Много юнцов, которые обижены на весь мир, хотят все сразу и знают, как легко вынуть из человека душу… Они превратят Новый Свет в поле боя.[131]А я уже нахлебался войны.
Слабый порыв ветра сорвал с сигареты хлопья пепла, невесомые крошечные огоньки вспыхнули, как падающие звезды. Вспыхнули и погасли, влекомые вечерним бризом в сторону океана.
— Так что, наверное, старое доброе ремесло гангстера уже не для меня… Можно двинуть к брату, на север. Возьмут, куда денутся, с моим опытом и небольшой протекцией. Но брат — это та же армия, как ее ни назови, хоть «тайными операциями», хоть еще что-нибудь. Солдатская лямка всегда одинакова — сначала кормят, и ты радуешься жизни, а затем прилетает большая дура, и тебя хоронят за казенный счет, если соберут. К черту.
Он вновь умолк. Вечерняя прохлада прокралась под лохмотья маленького бродяги, тот завозился, словно закапываясь в них поглубже. Пауза затянулась, Шейн молча и задумчиво курил, хмуря брови.
— Не «Поттер», — неожиданно произнес он, отбрасывая докуренную сигарету. — Будешь Питером, как один неплохой и смелый парень. «Шнова» тоже не надо, Шейн — гораздо лучше.
Даймант строго посмотрел на мальчишку, тот ответил прямым взглядом блестящих умных глаз.
— Но чего-то не хватает… — засомневался Шейн. — А, придумал. Не Питер Шейн, а Питер Уильям Шейн, так солиднее, да и лейтенант был крут, глядишь, с его именем и тебе чего полезного передастся.
Даймант встал со скамьи, потянулся, пару раз подпрыгнул на месте, разминая мышцы ног.
— Обманешь или обворуешь — прирежу, — спокойно пообещал он спутнику.
Мальчишка спрыгнул вслед за ним, встал рядом с одним из мешков и замер в готовности.
— Неплохо, — снова одобрил Бриллиант. — Даром не ешь, порядок знаешь.
Он в сомнении покачал на ладони портсигар, прикидывая, не выкурить ли еще одну, но с видимым сожалением отложил. Бросил задумчивый, полный затаенной тоски взгляд в сторону расцвеченной набережной.
— Как сказал один умный человек, — проговорил Даймант, — в этой проклятой войне на свет родился новый мир. Черт его знает… Лично я не верю, что из этого может народиться что-нибудь путное и хорошее. Но жизнь действительно меняется, в этом лейтенант был прав. Пришел новый мир, пора искать себе в нем место. Возвращаться на тернистый путь непослушания закону неохота, да и опасно. Идти снова в армию — тем более. В лакеи или швейцары — я для этого уже слишком стар. Так что двинем на запад, к Дедуле и его ферме. Я хорошо копал могилы, а пахать — это почти то же самое.
Бриллиант подхватил мешок и закинул за спину. Новорожденный Питер Уильям Шейн взялся за второй.
— Надеюсь, — пробормотал себе под нос Даймант, — старик не вспомнит, что я стащил у него серебряный доллар, когда сбежал из дома. Пошли, дружище, дорога неблизкая.
