Magna est veritas et prevalebit. Истина велика и восторжествует.
Где-то под Киевом, 2010 год
Была уже глубокая ночь, когда синий «СААБ» вырулил наконец на трассу и начал набирать скорость во всю мощь своих форсированных двухлитровых легких. Они держали путь на юг. Сидящий за рулем Шон ЛиВей нервным движением достал сигарету и прикурил от зажигалки, заботливо предложенной супругой. Минут пятнадцать они ехали молча, не отрывая глаз от дороги и думая каждый о своем. Только что им каким-то чудом удалось ускользнуть от милиции, и в целях предосторожности они проехали несколько километров по проселочной дороге, даже не включая фар. ЛиВей был просто вне себя от ярости.
— Черт, черт, черт! — вдруг выкрикнул он с дикой злобой в голосе и ударил рукой по рулю. — Как же это мы попались! — ЛиВей покачал головой. — Ума не приложу, что могло пойти не так… Кажется, все было настолько тщательно спланировано и до цели оставалось только руку протянуть, а тут такое! — выговорил он, уже овладев собой и глубоко затянувшись едким дымом.
— Прошу тебя, успокойся. — Екатерина ЛиВей нежно погладила его по плечу. — Все равно ты — гений. Это, видимо, просто какое-то чудовищное недоразумение… Может, позвоним в Рим, его преосвященству, объясним ему все? Ведь никакой непоправимой трагедии не случилось…
— Еще успеем, — раздраженно ответил Шон. Он только на мгновение представил себе разговор с генералом и его объяснения по поводу того, зачем надо было пытаться похитить саму Библию, когда задача стояла всего лишь отыскать пропавшие страницы. Разве объяснишь этому закостенелому фанатику-иезуиту, что уникальная, самая большая в мире Библия, да еще древняя, с портретом дьявола во весь рост, — это же просто находка, ключ на пути к признанию его главой церкви сатаны! Именно эта книга была истинной целью всей его игры! Он и согласился-то помогать иезуитам лишь потому, что хотел заполучить саму Библию дьявола, а не какие-то жалкие утерянные страницы. Просто иезуитам он об этом ничего не сказал.
— Сначала надо снять стресс, — заявил, обращаясь к жене, ЛиВей и грубоватым жестом обнял свободной рукой супругу. — И лучше всего для этой цели подходит женщина. Но об этом его преосвященству знать вовсе не обязательно. Он у нас девственник.
Шон ухмыльнулся, затушил сигарету и свернул к своевременно показавшейся впереди придорожной гостинице. Он припарковал машину за отелем так, чтобы ее не было видно с дороги. Погони ЛиВей уже не опасался — видимо, им удалось улизнуть от ментов незамеченными, однако он справедливо считал, что осторожность лишней не бывает.
Они быстро сняли номер и поднялись наверх. Екатерина была в ванной, когда у него зазвонил телефон. Номер был незнаком, но Шон ответил. Он несколько раз прокричал в трубку «алло», однако с другой стороны никто не отозвался. ЛиВей с раздражением бросил телефон на тумбочку и сел на кровать. Затем он подумал, снова взял телефон и набрал номер.
— Привет тебе, мой черный брат, — сказал он без малейшей доли иронии в голосе и продолжил говорить тоном человека, не терпящего возражений. — Мне нужна машина. Возьмите БМВ с дипломатическими номерами. И паспорта тоже прихватите, мой и Екатерины. Да, я думаю, румынские подойдут лучше всего. Снимите сколько получится денег, хоть и все. Часть возьмите в долларах, часть — в евро. И чтоб купюры были не новые. Я в гостинице на 156-м километре одесской трассы. Жду вас через два часа.
Шон выключил телефон.
— Кто это был? — томным голосом произнесла Екатерина, неслышно, по-кошачьи подкравшись и обнимая мужа сзади. Она уже разделась, за исключением стрингов и лифчика, которые он любил снимать сам.
— Так, видимо, ошиблись номером.
При этих словах Екатерина ловким движением повалила его на кровать и уселась сверху.
— Ну, показывай теперь, какой ты дьявол, — томно зарычала она и принялась сдирать с ЛиВея рубашку.
В эту минуту дверь номера резко распахнулась и в комнату ворвался человек спортивного телосложения, на голову которого была надета трикотажная шапочка с прорезями для глаз. В его руке был пистолет с глушителем. Екатерина умерла сразу. Выстрел в спину откинул ее на пол. Шон, запутавшийся в собственной рубашке, попытался приподняться, но первый выстрел — в живот — пригвоздил его к кровати.
— За что? — прошептал он, корчась от боли.
— За самодеятельность. Ваши люди в Стокгольме чуть было все не испортили. Мы столько сил потратили на то, чтобы проникнуть в эту проклятую протестантскую Швецию, создать там свою сеть, а ваши идиотские выходки поставили под угрозу все усилия ордена. Зря вы затеяли собственную игру, господин ЛиВей. Вы нарушили главный принцип организации — безусловное подчинение. Генерал приговорил вас к смерти, — обстоятельно ответил вошедший и выстрелом в голову довершил начатое.
— Ad majorem Dei gloriam. К вящей славе Божьей, — произнес убийца, перекрестившись. Затем он взял из шкафа куртку Шона, нашел и положил в карман ключи от машины, мобильный телефон ЛиВея и вышел из комнаты, тщательно прикрыв за собой дверь.
В коридоре гостиницы он снял шапочку, водрузил на голову кепку, надел куртку ЛиВея и вышел на улицу через черный ход. Не спеша, чтобы даже в темноте не привлекать внимания, он прошел на парковку, где стоял синий «СААБ», и открыл багажник. Затем сделал вид, что роется в каких-то вещах, а сам отогнул сбоку обшивку, достал из-под нее небольшое устройство, которое обычно используется милицией для слежения за угнанными автомобилями с помощью спутника, сунул его в карман, закрыл багажник и выбросил ключи от машины в ближайший мусорный контейнер. Перед гостиницей его ждала неприметная грязно-белая «копейка» с водителем и заляпанными грязью номерами. Как только пассажир сел, «копейка» беспрепятственно выехала на трассу и умчалась в сторону Одессы. По дороге с телефона только что убитого ЛиВея он отправил текстовое сообщение на телефонный номер Трубецкого. Сообщение гласило: «Жду вас, как и договаривались, в гостинице на 156-м километре одесской трассы». Убедившись, что сообщение доставлено, он выкинул телефон на обочину дороги. Туда же немного погодя отправилась и куртка ЛиВея. «Пусть теперь полицейские ломают голову, чем это ему насолил ЛиВей со своей бабой», — ухмыльнулся про себя убийца. Лишь после этого он позвонил в Рим и отчитался о проделанной работе.