Голова, как назло, ясная как стеклышко, и все помню прекрасно. Как мы плясали на перекрестке под звездами, а потом доплясывали уже здесь, в землянке. Звенели бубны, гудели дудки, пахло дымом и потом. А потом, когда я уже не мог ноги от пола оторвать (тарды меня щедро потчевали своей брагой), потом я пиликал для них на скрипке. А потом рядом возникли откуда-то Март и она. Она дернула моего мастера за рукав и зашептала ему что-то на ухо.
Март сказал:
— Она спрашивает, где ты учился играть.
Я ответил:
— В лесу.
Март перевел, она прыснула, а я возмутился — над чем тут смеяться? А дальше… Н-да!
Чувствуя, как полыхают щеки, я ей осторожно улыбнулся. Она погладила меня по волосам и сказала что-то ласковое. Тут мы, похоже, разом припомнили вчерашнее и расхохотались.
* * *
Дома Йорг мерил шагами комнату.
— Ты где был? — напустился он на меня. — Я тут чуть с ума не сошел!
— В поселке.
— В каком еще поселке?
— У ашенов. Верней, у тардов.
— Хестау Предержительница! Нынешней ночью? Что ты там делал?
— Праздновал. Голоден как пес. Ничего от вчерашнего не осталось?
— Что так? Они тебя не накормили?
— Как видишь.
— Слушай, побратим, — окликнул он вдруг. — Я вчера говорил со странствующими рыцарями. Они зовут нас за море воевать с нечестивцами. Говорят, мы оба сможем со временем стать неплохими воинами. Что скажешь?
От неожиданности я сел на топчан и пробормотал:
— Не знаю. Никогда не думал об этом.
— Ты же сам этого хотел. Помнишь, тогда, в Гавани.
Тогда-то я и вправду хотел. А сейчас? Пожалуй, еще больше. Своими глазами увидеть земли ашенов! Я покачал головой:
— Нет, Йорг, наняться на корабль — это одно. А вступить в орден к странствующим рыцарям — совсем другое. Я не привык, чтобы мною командовали.
— Ты что городишь? Не знаешь разве, что такая честь предлагается только один раз?
— Не нужно мне чужой чести, — отмахнулся я. — Мне и своей хватает.
— Ражден, прошу тебя, говори серьёзно!
— Все серьезно, побратим. Я больше не хочу с ними воевать. Ты как знаешь.
Глава 9
Наконец миновало то омерзительное время, когда за окном то тьма кромешная, то мутные, как пивной осадок, сумерки. Теперь солнце умудрялось посветить днем и даже растопить немного снег на крышах. Зато и наши запасы тоже таяли. Каша становилась все жиже, в хлебе все ясней ощущался привкус мякины. Конечно, и у нас дома весна не была самым сытым временем года, но в первый раз в жизни я понял, что это такое, когда все время хочется есть. Одно могу сказать точно — дома по весне никогда не обсуждались способы ловли грачей. Мы пытались ломать лед на реке и ловить в прорубях рыбу, выбирались в лес на охоту, но без особого толка: ни лесов, ни здешних заводей никто хорошенько не знал. Поговаривали об еще одном набеге на тардские поселения, но пока только поговаривали.
С легкой руки кого-то из Колпаков по Каларису пошло гулять присловье: «Это все Храм новый нас объедает». В чем-то они были правы. Наставнику приходилось выбирать: или исполнять обет, или кормить своих людей до отвала. Линкарионская дружина вся как один ходила мрачнее тучи — они не привыкли ущемлять в чем-то свою телесную душу. Я старался держать голову высоко и не следить хищным взглядом за всем бегающим и летающим.
Лучшим средством против недреманого аппетита оказалась болтовня с Мартом, которой я все так же частенько предавался. Однако вскоре ашенец стал потихоньку подсовывать мне то ломоть хлеба, то кусок медовых сот, то еще что-нибудь съестное. Я пробовал отнекиваться, но он в ответ только смеялся:
— Это же не я посылаю, а Мелита. Я лишь передаю.
— Какая Мелита?
— А ты неужто забыл? — И, не дождавшись от меня ответа, ехидно добавил: — Вижу, что не забыл.
Я как следует ткнул его кулаком в бок. Но потом, воспользовавшись случаем, решился заговорить о своих тогдашних ночных приключениях.
— Послушай, она как… не обижается на меня?
Март только пожал плечами:
— Вот уж не знаю. А что, есть за что?
— Да ну тебя! Я про то, что я с тех пор там не показывался. Она могла подумать, что… Ну сам должен понимать!
— Могла, — согласился Март. — А что на самом деле?
Я вздохнул. Говорить об этом словно ворочать языком горящие угли. Если после смерти я случайно попаду к тварям из Тьмы, полагаю, они не многим смогут меня удивить.
— На самом деле я опасаюсь: Погоди, не хмыкай! Меня здесь мало кто любит. Линкарионцы рады будут прицепиться к чему угодно. И если я буду ходить в поселок, они ей могут какую-нибудь пакость устроить. А я тогда, скорее всего, ничего сделать не смогу. Объяснишь ей?
Он поскреб в затылке:
— Постараюсь. Похоже, ты прав. Да и Мелита на тебя не в обиде, если подарки посылает. Но, бес тебе на загривок, так нельзя, братец!
— Что нельзя?
— Быть таким мудрым и праведным, словно Пламенник во Тьме.
Я глянул на него как мог презрительно:
— Просто я таросский рыцарь чистых кровей. А у здешних какой-нибудь прадед обязательно был черноголовый.
Резчик расхохотался:
— Понял! Только почему тогда твой друг совсем не такой?
— С чего ты взял?
Март пожал плечами и сказал неожиданно серьезно:
— Ты не сердись, но ты бы с ним поосторожнее. Я ведь видел вас тогда, перед турниром. На нем лица не было. Он весь трясся от страха.
— Ты там не стоял. Я тоже от страха трясся. И любой бы затрясся.
— У тебя-то была улыбка до ушей. А он может потерять голову, если случится что-то серьезное. А ты сам знаешь, это хуже всего.
— Ерунда, — сказал я твердо. — Если бы я ему не доверял, не выбрал бы в побратимы. И хватит об этом.
Он снова улыбнулся:
— Ладно. Кстати, ты не знаешь, что думает Наставник Эно насчет Лаура Огненного?
— Наверное, то же, что и прочие Наставники.
— Да нет, я про статую Лаура в новом Храме. Кто ее делать будет?
— Не знаю, он со мной планами не делился. Наверное, выпишет камнетеса из Лорики. Город славный, торговый, мастеров хватает. А что тебе?
— Да так, любопытно.
* * *
Пользуясь первым же погожим днем, я выбрался в Линкарион и, облазив все лавочки квартала инородцев, выбрал самый красивый деревянный браслет с кусочками слюды. Хотел прикупить еще и серьги, но продавец мне отсоветовал. «С серьгами не торопитесь, молодой господин. От них потом морока одна». Я послушался. Я давно уже уяснил для себя, что советы черноголовых понять невозможно, но прислушиваться к ним стоит.
