– Да. Он один здесь такой здоровый. Ну что ж, пошли к трапу… Постойте, а как же вы? – Адвокат посмотрел на Ивана и Савву. – Вы, кажется, сказали, что останетесь в машине?
Раничев хохотнул:
– Да уж, выходить не будем, слишком приметные.
– Вы могли бы перео…
– Не стоит, фрау Марта, не стоит. Поверьте, с нами все будет прекрасно. Лишь бы вы…
Женщина вздрогнула и, вдруг нагнувшись, в каком-то порыве поцеловал Ивана в губы…
– Спасибо вам, герр Иван… Спасибо за все… Жаль, что вы так и не сказали – кто вы… Впрочем… – Она присмотрелась. – Невероятно… но я вас, кажется, помню…Вернее, похожего на вас… тогда в детстве…
– Это был я, – улыбнулся Раничев. – Вышел из-за портьеры, чихнул – больно уж было пыльно. И вам подмигнул – помните?
– Господи… – Марта побледнела. – Господи… Как такое может быть?
– А об этом спросите у вашего сына. Вот у этого. – Иван со смешком кивнул на Герхарда. – Ну, кажется, вам всем пора…
Письмо передали с вахтенным и в ожидании ответа толклись у охраняемого двумя часовыми трапа. Какой-то вальяжный человек в капитанской фуражке лично спустился вниз.
– Что, что он говорит? – Иван обернулся к Савве.
– Не знаю.
– Как не знаешь? Кой же черт…
– Не могу перетолмачить слово – «гроссадмирал».
– Да-а, – покачал головой Раничев. – У этого ушлого адвоката и впрямь неплохие связи.
Подняли трап, а затем и якорь. Сипло загудев, «Густав-Адольф» медленно отвалил от причала и направился в открытое море. Пенные темно-серые волны с силой били в борта, корабль качало, но, несмотря на это, Марта не уходила с кормы и все смотрела, смотрела, смотрела…
– Иван… – шептала она. – Ангел-хранитель.
– Ну пора и нам, – проводив взглядом уходящий корабль, усмехнулся Иван. – Готов, Савва?
– Всегда готов, господине!
– Во! – восхитился Раничев. – Прямо как пионер. Ну… Ва мелиск…
Они выехали к Обидову двое – он и Савва, едва не загнав купленных в Стародубе лошадей. С Глебом простились в Переяславле, Осип Рваное Ухо – погиб, а Ульяна… Ульяна решила остаться со скоморошьей ватагой, хотя Раничев и обещал ей покровительство в княжестве.
– Нет, Иване, – прощаясь, тихо сказала она. – Ты ж знаешь, я – вольный ветер. Не хочу травить свое сердце… Глядишь, и забудусь со скоморохами. Прощай.
– Прощай. – Раничев крепко обнял девушку. – Ежели станет худо… Ну ты знаешь…
И вот теперь они остались вдвоем.
Иван подошел к воротам, пнул ногою.
– Это какой пес там стучит? Я счас…
– Ты что ли, Проша?
– Господи… Иване Петрович? Боярин-батюшка… Господи…
Вот и дом, вот и родные хоромы. Господи, наконец-то! В три прыжка Иван проскочил крыльцо, осторожно, на цыпочках поднялся в светелку – видел, сквозь приоткрытую дверь пробивается свет. Вот что-то зашипело… Ха! Да никак Евдокся пластинки послушать надумала. Чего-то не идет…
Раничев толкнул дверь:
– Иглу-то поправь, чудо!
– Да тут такая игла… Господи! – Боярыня обернулась. – Иване! Любый…
А перстни Иван зарыл на заднем дворе под навозной кучей.
