Линдсей прикрыл глаза.
— Заверениями можно обмениваться до тех пор, пока солнце не взорвется. — Похоже, он кого-то цитировал. — И все равно никто никого не убедит. Либо мы верим друг другу, либо нет.
Такая прямота возбуждала дурные предчувствия. Вера не знала, что сказать.
— Я привезла вам подарок. — Молчать дальше было уже неловко. — Старинную фамильную драгоценность.
Она пересекла узкую камеру и подняла с пола прямоугольную проволочную клетку, накрытую персикового цвета бархатом. Подняв драпировку, она показала ему сокровище клана — белую лабораторную крысу. Зверек бегал по клетке, переставляя лапки с какой-то неестественной, раз за разом повторяющейся точностью.
— Эта красавица одна из первых получила физическое бессмертие. На ней проводили лабораторную проверку процедуры более трехсот лет назад.
— Вы очень щедры.
С этими словами Линдсей поднял клетку и принялся рассматривать крысу. Та, с возрастом совершенно утратив способность к обучению, вела себя абсолютно механически. Подрагивания мордочки и даже движения глаз полностью подчинялись давным-давно заученной схеме.
Старик внимательно разглядывал зверька. Вера понимала, что никакой реакции он не добьется. Во влажных красных глазках крысы не было ничего, ни малейшего проблеска звериной настороженности.
— Она когда-нибудь выходила из клетки?
— Нет, господин канцлер. Веками. Она слишком ценна.
Линдсей отворил клетку. Привычная повседневная рутина зверька рассыпалась на части. Крыса спряталась за стальной трубкой — поилкой, подвижные мохнатые лапки ее мелко дрожали.
Линдсей поднес к дверце руку в перчатке, пошевелил пальцами.
— Не бойся, — серьезно сказал он крысе, — здесь — целый мир.
Некий древний, почти забытый рефлекс ударил крысе в голову. С визгом кинулась она через всю клетку к руке Линдсея, яростно, конвульсивно вцепившись в нее когтями и зубами. Вера прыгнула вперед, испуганная его поступком, ужасаясь реакции крысы. Отстранив ее, Линдсей поднял руку, с жалостью разглядывая разъяренное животное. Под рваной перчаткой поблескивали медью и вороненой сталью соты сенсоров протеза.
Мягко и уверенно он подхватил крысу, следя, чтобы она не сломала себе зубы.
— Тюрьма укоренилась в ее сознании. Много понадобится времени, чтобы перед ее глазами не стояли больше прутья решетки — Он улыбнулся. — К счастью, времени у нас более чем достаточно.
Крыса прекратила борьбу. Она тяжело дышала в мучительной судороге некоего животного прозрения. Линдсей осторожно посадил ее на столик рядом с биржевым монитором. Зверек с усилием поднялся на тонкие розовые лапки и возбужденно засеменил, повторяя контуры клетки.
— Она не может измениться, — объяснила Вера. — Иссякла способность к обучению.
— Вздор, — возразил Линдсей. — Просто ей нужен пригожинский скачок к новому типу поведения.
Спокойная уверенность Линдсея в своей идеологии внушала страх. Вероятно, это отразилось на лице Веры. Линдсей сдернул с руки разорванную перчатку.
— Нельзя терять надежды, — сказал он. — Надеяться нужно всегда.
— Долгие годы мы надеялись исцелить Филипа Константина. Теперь-то мы знаем… Мы готовы отдать его в ваши руки. В уплату за безопасный переезд.
Линдсей серьезно взглянул на нее:
— Это жестоко.
— Он был вашим врагом. Мы хотим искупить…
— Я предпочел бы не его, а вас.
Значит, он еще помнит Веру Келланд!
— Но не заблуждайтесь. Я не предлагаю вам истинного вознаграждения. Когда-нибудь падет и Царицын Кластер. Нации в нашу эру недолговечны. Долговечен только народ, только замыслы и надежды… Я могу предложить только то, что имею. Безопасности у меня нет. Есть свобода.
— Постгуманизм, — проговорила она. — Ваша государственная идеология. Конечно же, мы адаптируемся.
— Я полагал, у вас есть собственные убеждения. Вы — галактистка.
Пальцы ее невольно коснулись одной из жаберных щелей.
— Политике меня научило пребывание в обзорной сфере. На Фомальгауте. В посольстве. — Она помолчала. — Жизнь там изменила меня больше, чем вы думаете… Кое-что я просто не могу объяснить.
— В комнате что-то есть, — сказал он.
Вера застыла.
— Да, — пробормотала она. — Вы чувствуете? Большинство просто не замечает.
— Что это? Нечто с Фомальгаута? От газовых пузырей?
— Они ничего об этом не знают.
— Но вы — знаете. Расскажите.
Отступать было поздно.
— Впервые я заметила это еще в посольстве, — неохотно начала Вера. — Посольство плавало в атмосфере Фомальгаута-четвертого, газового гиганта, похожего на Юпитер… Нам приходилось жить в воде, чтобы вынести гравитацию. Мы были собраны в кучу, и шейперы и механисты; все в одном посольстве, иного выбора не было. Все менялось, и мы изменились. Прибыли Инвесторы, чтобы отвезти механистов обратно в Схизматрицу… Я думаю, присутствие было на борту корабля. С тех пор присутствие со мной.
— Оно реально? — спросил Линдсей.
— Думаю, да. Иногда я почти вижу его. Что-то мелькает… Нечто такое, зеркальной окраски.
— А что сказали Инвесторы?
— Все отрицали. Сказали, что я заблуждаюсь. — Она запнулась. — Не они последние так говорили.
Ей не хотелось с ходу рассказывать обо всем, но бремя заметно полегчало. Она смотрела на Линдсея, осмелившись надеяться.
— Значит, это чужак, — сказал он. — Не принадлежащий ни к одному из девятнадцати известных видов.
— Вы верите мне. Вы полагаете, что это — существует.
— Нужно верить друг другу, — сказал Линдсей. — Так легче жить. — Он внимательно, точно проверяя работу глаз, осмотрел комнату. — Выманить бы его наружу…
— Не выйдет. Уж поверьте, я много раз пробовала.
— Здесь не следует пробовать. Любое проявление встревожит Кицунэ. Она чувствует себя в этом мире уютно и безопасно. Нужно считаться с ее чувствами.
Его искренность поражала. Раньше Вере не приходило в голову, что тюремщица ее может что-то чувствовать и что кто-то способен воспринимать эту титаническую груду плоти как личность.
Линдсей подхватил громко, отчаянно заверещавшую крысу и оглядел ее с таким бесхитростным интересом, что Вера, не успев опомниться, почувствовала жалость к нему, порыв обнять, защитить… Чувство это удивляло и в то же время приятно согревало.
— Мы скоро уезжаем, — сказал он. — Ты поедешь с нами.
Он спрятал крысу в карман длинного пальто. Та даже не шелохнулась.
* * *
История Схизматрицы была долгой, мучительной хроникой перемен. Население выросло до девяти миллиардов. Власть над Советом Колец выскользнула из дрожащих рук одурманенных наркотиками дзенских серотонистов. После сорока лет их царствования новые идеологи шейперов схватились за агрессивные планы пророков галактизма.
