Он не замечал ее, сосредоточившись на проницательных темных глазах Бартона.
– Возможно, вы думаете, что Сэм Чан заказал смерть Макгэрри?
Арчер не стал отрицать.
– Люди Дяди Сэма со временем выяснили, что «Жемчужную бухту» обкрадывали австралийцы, – продолжал Бартон. – Старый ублюдок был вне себя. Он поместил везде своих людей, но больше всего – рядом с Лэном.
– Я понял это.
– А вам известно, что Чан предлагал миллион долларов тому, кто открыл бы ему секрет черных жемчужин? Цин Лу Инь решил, что у него это получится. Буря была ему на руку. Он застал Лэна одного и начал его расспрашивать – только зря время потратил. Макгэрри умер и унес эту тайну с собой в могилу.
Ханна закрыла глаза и вновь отчетливо увидела Лэна. Мертвого.
– Как вам удалось это узнать? – поинтересовался Арчер.
– Через Иня. Косвенно, – быстро добавил он, заметив перемену в Доноване. – Информация от разных людей.
– От мальчиков Красной триады?
Вежливый голос не обманул Бартона.
– Верно, – ответил он.
– Почему я должен им верить?
Бартон протянул нераспечатанный конверт, который все еще держал в руке.
– Они передают вам свои извинения за смерть вашего брата. Хотят, чтобы вы поняли, что триада здесь ни при чем.
Не отводя глаз от гостя, Арчер открыл конверт. Его пальцы почувствовали прохладу глянцевой фотографии. Он вытащил ее полностью.
Ханна с шумом втянула в себя воздух. Опустив глаза, Арчер тут же снова отвел их в сторону. На фотографии был снят Цин Лу Инь с тем же синяком под глазом и шрамом на подбородке. Ошибиться было невозможно. Цветная печать живо передала лужи крови на полу и отрезанную голову китайца у него под мышкой, будто он держал баскетбольный мяч. Этот вид казни являлся «торговой маркой» Красной триады.
Арчер вложил отвратительное фото обратно в конверт.
– Извинения приняты.
* * *
От разрушенного эллинга тянулись уродливые черные щупальца, пожирающие полуденную жару. Воздух дрожал бронзовым цветом. Легкий ветерок надувал майку Арчера.
Он не оглянулся на звук шагов. Знал, что это была Ханна. В округе не было больше никого. Арчер лично в этом убедился, проверив каждый коттедж, каждый эллинг – все строения, где можно было спрятаться. Он обнаружил лишь пустые комнаты и выдвинутые ящики.
– Я упаковала все свои вещи, – тихо сказала Ханна.
Арчер кивнул, но продолжал стоять без движения. Он не мог уйти от нее.
Ни сейчас, ни когда бы то ни было. Но все-таки ему придется это сделать. Вскоре.
Ханна молча смотрела на руины эллинга. Здесь для нее не было ничего нового. Не было ничего старого. Ничего, по чему она впоследствии стала бы скучать. Однако Ханна, как и Арчер, обнаружила, что она не могла просто повернуться и уйти. Уперев руки в бока, она продолжала смотреть на то, что когда-то было средоточием ее жизни и душой ее мужа. Она пыталась найти хоть какое-то значение в этих развалинах.
Но не могла. Перед ней лежал просто жемчужный эллинг, разрушенный бурей.
Ханна перевела взгляд на Арчера. Ее глаза были наполнены страстным желанием.
Ей стало трудно дышать. Он уже уходил от нее. Уйдет и сейчас. Ханна стала бы свободной от прошлого, от «Жемчужной бухты» и от Арчера, постоянно напоминавшего о Лэне. Она освободилась бы от всего, кроме жуткой уверенности, что совершила еще одну страшную ошибку.
«Как это – умереть вместо того, кого любишь?»
Ханна задрожала от внезапного осознания правды. Лэн и Арчер были похожи как две жемчужины одинакового цвета и размера. Но они были очень разными. Просто раньше она этого не понимала.
И сама повела себя как Лэн, обидела Арчера так же жестоко, как ее муж, причинявший боль всем, кто находился рядом с ним. «Ты как Лэн! Будь ты проклят, ты как Лэн! Такой же холодный ублюдок, как он!» – сказала она ему тогда.
Неудивительно, что Арчер решил уйти от нее. Живя с Лэном, Ханна превратилась в такое же жестокое создание.
Горечь комком встала в горле Ханны. Слишком поздно она поняла значение своих снов – боль Арчера и свои крики, что не хотела его обижать. Потому что если ему могло быть больно, то он был способен любить.
«Защита и секс. Это все? – Да».
Ханна получила то, что хотела. Арчер больше не говорил о любви и даже не намекал на это. Однако сейчас она искренне раскаивалась в своей ошибке.
– Мог ли Лэн один плавать в лодке? – спросил Арчер, медленно направляясь к хранилищу.
Судорожно сглотнув, Ханна с трудом заставила себя заговорить с человеком, который мог бы ее любить, но она испугалась и отказалась от его чувства.
– Нет. Его нужно было вносить на борт.
– А нырять?
– Нужен был механический подъемник, чтобы погружать его в воду и вытаскивать обратно.
Арчер кивнул не отводя глаз от хранилища. Толстая наружная дверь болталась на петлях, как сломанная челюсть. Дверцы шкафчиков, в которых раньше хранились жемчужины, были распахнуты настежь.
– А водить машину?
– Он не мог самостоятельно сидеть за рулем. Он все больше слабел в последнее время. Медленно, но неуклонно.
В лучах клонившегося к закату солнца глаза Арчера были почти золотыми. Он изучал хранилище, некогда содержащее целое состояние и разгадку темной человеческой души.
– Куда бы Лэн спрятал «Черную троицу»?
Ханна пожала плечами:
– Скорее всего она была где-нибудь в эллинге.
Арчер вновь бросил взгляд на развалины.
– «Черной троицы» уже нет. Смирись с этим. Я уже смирилась.
– Будь на месте Лэна любой другой, я бы тоже потерял надежду ее найти, – спокойно ответил он. – Но у Лэна всегда был запасной ход, которого никто не ожидал.
Все шкафчики, недоступные для инвалида, были закрыты.
Стена поднималась почти на четыре фута выше головы Арчера. Косые лучи солнечного света выхватывали каждую царапину с необычайной отчетливостью. Прямые зазубренные полоски покрывали несколько шкафчиков. Все исцарапанные дверцы располагались с правой стороны.
Образ уродливого кольца Лэна ярко вспыхнул в голове Арчера. Возможно, Лэн использовал этот кусок стали не только в драке.
– Ты открывала все шкафчики? – спросил Арчер. Ханна заставила себя думать о настоящем и отбросить разъедающее душу прошлое. Она не могла позволить себе совершить еще одну ошибку.
Она просто не пережила бы этого.
– Я открывала все, до чего Лэн не мог достать.
Вызывая в памяти образ брата, Арчер прикидывал, куда тот мог дотянуться, сидя в своем кресле.
