Но Анджела изменила его, и Филипп понимал то чувство вины, которое постоянно мучило этого человека. И как ни странно, Филипп вдруг понял, как ему можно помочь. И для этого совсем не надо его душить, хотя искушение было большое.
— Замолчи, — сказал Филипп Фросту, и тот повиновался. — Ты попросишь у нее прощения. Поверь мне, пройдет какое-то время, и тебе, в конце концов, станет легче.
Фрост с неохотой согласился. Филипп прошел по церковному проходу, крепко держа плечо Фроста и не обращая внимания на шепотки и удивленные взгляды. Девон и Деймиен следовали за ними.
Анджела стояла перед алтарем, гордо выпрямившись, с достоинством королевы. Рядом с ней стояла леди Палмерстон, Филипп увидел, как смущение на ее лице сменилось пониманием.
— Прости меня, Анджела, — тихо произнес Лукас, остановившись в нескольких шагах. В ее глазах появились слезы. Казалось, она молчала целую вечность.
— Я прощаю тебя, Лукас, — тихо прошептала она, потом наклонилась и поцеловала его в лоб. — Но теперь ты должен оставить нас в покое.
— Если вы не возражаете, — сказал Деймиен, — я провожу его. За пределы страны, конечно.
— Сделай милость, — произнесли одновременно Анджела и Филипп. Деймиена сопровождали Найджел Хейвен и Сэмюелс, который прибыл в Лондон, чтобы посмотреть на ту «женщину, которая заставила хозяина выливать в огонь превосходный бренди».
— Так на чем мы остановились? — спросил священник, как только инцидент завершился. — Ах да, если кому-либо известны причины, по которым эти двое не могут сочетаться законным браком, то прошу назвать их сейчас или навсегда оставить в тайне.
Под сводами церкви повисло напряженное молчание.
— А теперь можете поцеловать невесту.
И поскольку в душе Филипп все еще частично оставался хулиганом, он поцеловал Анджелу по-настоящему. Он поцеловал ее таким поцелуем, который не оставлял ни малейших сомнений в том, что он действительно любит ее. Поцелуем, который стал небольшим скандальчиком и предметом тайных мечтаний всех присутствовавших на церемонии девушек.
Конечно, все говорили, что не думали дожить до того дня, когда Филипп Кенсингтон поцелует свою невесту. Да и Филипп тоже не думал. Но он был настолько счастлив, что никакими словами нельзя было описать его состояние. И все это благодаря Анджеле, его ангелу.
Эпилог
Часовня при Стэнбрукском аббатстве
Семь лет спустя…
— Где Мэдлин? — спросил Филипп, оглядываясь в поисках своей старшей дочери.
— Она со мной, — ответила леди Палмерстон. Филипп на всякий случай обернулся, чтобы убедиться, что дама не успела устроить помолвку его дочери, которой всего шесть лет от роду. А вот и дочь, названная в честь его матери, роется в ридикюле леди Палмерстон, пытаясь найти там мятные конфеты.
— Мэдлин, я все вижу.
Вот к чему все пришло — бывший отъявленный повеса воспитывает прелестную дочь, которая пытается стащить сладости. Она посмотрела на него, хлопая длинными ресницами. Как говорили все знакомые, у нее были очень красивые лучистые глаза — такие же, как у него и его матери. Он готов был отдать ей все мятные конфеты в мире и даже больше. И она это знала.
— Ты должна делать это поаккуратнее, дорогуша, — шепотом проговорил он, — чтобы мама не заметила.
Она кивнула и засунула в рот мятную конфетку.
— А где Кэтрин? — спросил Филипп о младшей дочери.
— Успокойся, Филипп. Все дети под присмотром, — ответила леди Кэтрин, державшая за руку свою тезку, пятилетнюю девочку, унаследовавшую светлые волосы своей матери. Она была такого примерного поведения, что Филипп мог бы усомниться в своем отцовстве, хотя полностью доверял Анджеле, да и сам все прекрасно знал. Кэтрин, безусловно, его, потому что он очень хорошо помнил ту ночь, когда она была зачата… Конечно, не следует думать о таких вещах в церкви в присутствии детей, но горбатого могила исправит.
— Двое из трех, — сказал Филипп с облегчением. — А где Джеймс?
— Он со мной, — ответила Анджела. — Какой же ты паникер, Филипп!
Он взял сына на руки.
Этот малыш, названный Джеймсом в честь отца Анджелы, уже доставлял немало хлопот. Он унаследовал глаза Анджелы и сейчас смотрел на него, словно спрашивая: «Папочка, ты отдаешь себе отчет в том, что ты делаешь?» Но Филипп прекрасно понимал, что он делает. И именно это он сказал своему сыну. И малыш зевнул, словно отвечая: «Как знаешь».
— Вот именно, я-то знаю, — прошептал Филипп.
— Ну, так мы готовы? — спросила Анджела.
Они все собрались в часовне в Стэнбрукском аббатстве, чтобы крестить своего третьего ребенка. Следуя традиции, они зажгли свечу и поставили ее у статуи Девы Марии и младенца Христа.
На лице Анджелы часто появлялась улыбка Девы Марии — спокойная и довольная.
После завершения обряда крещения, убедившись в том, что их дети находятся под присмотром многочисленных родственников и друзей, Филипп и Анджела улучили момент для себя.
— Я тебе никогда это не показывала, — сказала Анджела, открывая дверь.
Филипп вошел и огляделся по сторонам — каменные стены, узкая кровать, стол и стул.
— Это была моя комната, — сказала Анджела.
— Как ты можешь определить? — спросил он.
Эта комната была очень похожа на ту, в которой он лежал раненый.
— Ну, я точно не знаю, но очень похожа.
Филипп рассмеялся.
— Знаешь, именно здесь я молилась о том, чтобы мне встретился порядочный человек, которого я могла бы полюбить.
— И тут появился я.
— Ты был мало похож на спасителя, должна признать.
— Думаю, что это больше твоя роль.
— Разве это имеет особое значение?
На самом деле главное, что они теперь вместе. Филипп обнял Анджелу, и уже в который раз сказал, что любит ее. Анджела поцеловала мужа долгим спокойным поцелуем и тоже сказала, что любит его. Они оба готовы были говорить друг другу об этом вновь и вновь. А затем, поскольку Филипп, по сути, все-таки оставался повесой, он не удержался и заметил, что он мужчина и находится наедине с красивой женщиной в комнате, где есть кровать… Ну, чем еще здесь можно заняться? Анджела попыталась возмутиться, но быстро сдалась, и Филипп сделал именно то, что нужно было сделать, — запер дверь и занялся любовью со своей женой.
