то, что он сделал. Всего за несколько минут до того, как Джордж Томас отправился будить президента, напористый администратор NASA Джеймс Уэбб, недавно назначенный Кеннеди на эту должность, поздравил Советы с их достижением на каналах трех основных сетей. О том, что означал этот факт для собственных достижений NASA – или их отсутствия, – Уэбб умолчал, хотя большинство газет, разложенных по спальне президента Кеннеди, не стали сдерживаться. Все они указывали на ту очевидную истину, что Америка проиграла космическую гонку, причем проиграла с треском. США просто всё проспали, и проспали в тот момент, когда у руля был Кеннеди.
Только накануне Уэбб жаловался на заседании Комитета по науке и астронавтике, что предлагаемый Кеннеди бюджет NASA слишком мал, если американцы хотят опередить русских и выиграть гонку. А теперь посмотрите, что произошло. Рядом с достижением Гагарина предстоящий 15-минутный пилотируемый суборбитальный полет проекта Mercury вдруг стал выглядеть смешным.
Президент еще не успел толком понять, что произошло, а ему уже звонил пресс-секретарь Пьер Сэлинджер. Сэлинджер был на ногах с 1:35, когда ему в первый раз позвонил Визнер, и теперь мог ввести шефа в курс дела. «Подробности известны?» – спросил Кеннеди. Странный вопрос, если учесть, сколько всего было уже рассказано в газетах, разложенных по спальне, и в теленовостях. Сэлинджер прочел подготовленное заявление, которое Кеннеди одобрил. Разговор был закончен. Через несколько минут слова президента отправились в мир:
Достижение СССР, который вывел человека на орбиту и благополучно вернул его на Землю, представляет собой выдающийся успех техники. Мы поздравляем советских ученых и инженеров, которые сделали возможным этот подвиг…[598]
Но если Кеннеди полагал, что этого будет достаточно, то он ошибался. Как бы плохо ни начался этот день для Соединенных Штатов и их президента, скоро все должно было стать намного хуже.
Алан Шепард был на мысе Канаверал[599], когда до него дошли новости. Последние несколько дней он и Гленн, ставшие к этому моменту близнецами во всем, кроме имени, активно занимались на тренажере, готовясь к полету, когда бы тот ни состоялся. Теперь они оба жили в гостинице Holiday Inn в Коко-Бич и радовались, что находятся далеко от ангара S с его трейлерами, полными шимпанзе. В гостинице были бассейн и бар – и ни одного шимпанзе в пределах видимости.
Рано утром в гостиницу приехал сотрудник отдела по связям с общественностью NASA и разбудил Шепарда. Он рассказал, что произошло ночью. После этого они включили телевизор. Разговоры были только об этом, на всех каналах. Там был он, его конкурент, его соперник. Все произошло в точности так, как опасался Шепард, начиная с полета Хэма. Его побил какой-то русский, как однажды пошутила его жена. Теперь ему уже никогда не добиться высшей славы. Он никогда не будет первым. Он смотрел на экран, не желая верить в происходящее, а затем ударил по столу кулаком с такой силой, что стол чудом остался целым.
35
Шар на холме
12 АПРЕЛЯ 1961 ГОДА, ВЕЧЕР
Место приземления спускаемого аппарата
Между Узморьем и Смеловкой
Ближе к вечеру зачарованная толпа на месте приземления «Востока» разрослась до нескольких сотен человек, и все время прибывали новые люди. За несколько часов после прибытия из космоса странный обожженный шар внеземного вида стал, по словам одного из свидетелей, «местом паломничества»[600]. Над дорогой к верховьям оврага, где он лежал, поднимались клубы пыли – люди на машинах, на мотоциклах, велосипедах и пешком торопились взглянуть на диковинку поближе. Некоторые из них проехали больше 100 км, чтобы ее увидеть. Скромная охрана из солдат майора Гассиева за это время увеличилась за счет одной из поисково-спасательных групп, искавших «Восток». Руководил ею Арвид Палло, с рассказа о котором начинается эта книга. Однако его большой опыт в поиске космических собак и манекенов в заснеженных дебрях и их возвращении сегодня не мог ничем ему помочь. Спускаемый аппарат считался государственной тайной, но людям в толпе было на это наплевать. Татьяна Макарычева была тогда 12-летней школьницей:
Там были солдаты с автоматами. Когда мы подбежали, они сказали: «Не подходите, а то он взорвется». Мы были ошарашены. Взорвется? Но… они не могли удержать нас. Как только они отворачивались, мы подбегали и отдирали себе по кусочку[601].
В отчаянии охранники вбили колья в землю вокруг спускаемого аппарата и накрыли его брезентом, но зеваки все равно не расходились. В их числе были не только школьники, но и учителя, советские граждане, которые лучше понимали ситуацию, как, например, Маргарита Бутова:
Я тоже не смогла остаться в стороне… Было очевидно, что [шар] подвергся действию очень высоких температур: он был закопченный, оплавленный, с застывшими каплями металла. Внутрь «шарика» вела овальная дверца. Я попросила одного из солдат приподнять брезент совсем немножко, чтобы люди могли заглянуть внутрь. Они приказали всем отойти шагов на 20 и, схватив брезент с обеих сторон, подняли его. Народ, не в силах сдержать эмоции, бросился к спускаемому аппарату[602].
«Стоявший на охране воинский наряд с трудом сдерживал эту массу людей, – рассказывал Палло. – Каждому хотелось увидеть космический корабль, увидеть его внутреннее оборудование, потрогать руками и взять что-либо на память»[603]. Многим удалось. Один подросток схватил оставшийся у Гагарина последний тюбик шоколада. «Помню, я попробовала чуть-чуть и выплюнула, – сказала Татьяна Макарычева. – Если бы вы предложили это нам сегодня, мы бы и есть не стали!»[604] Другие отрывали кусочки обожженной фольги от растрескавшейся оболочки шара – они до сих пор хранятся под стеклом в деревенской школе Узморья. Похоже было, что собравшаяся толпа по мелочам растащит все, что было в корабле ценного. В конце концов Палло, рассудив, что, если победить толпу невозможно, то к ней лучше присоединиться, решил устроить для собравшихся импровизированную и, как оказалось, «шумную пресс-конференцию» и рассказать «о полете Гагарина, его физическом состоянии и работе систем корабля». Многие вопросы, как вспоминает Маргарита Бутова, были острее, чем все, что ручные репортеры «Правды» осмелились бы спросить:
Спросили у военных: «А где приземлился сам Гагарин?» Те показали: «Примерно через два километра». И мы пошли туда по краю пахоты…[605]
Вот вам и выдумка, что он приземлился в спускаемом аппарате. Последствия этого противоречия между санкционированной государством пропагандой и правдой нанесли удар репутации страны уже через двое суток, когда даже официальное новостное агентство ТАСС запуталось в собранных данных и опубликовало реальную версию. Она просуществовала недолго – пока кто-то не заметил оплошность и не удалил лишнюю информацию. Эта информация так и оставалась в забвении следующие 30 лет. Но на короткое мгновение приподнятый перед народом брезент в тот день стал почти символическим актом – дразнящей возможностью заглянуть за кулисы, куда обычно допускали только избранных. Эмоциональный эффект полета Гагарина взял верх над стражами, задачей которых было охранять государственные секреты.
А затем все взяло в свои руки государство, пытавшееся замести следы. Ближе к вечеру на место начали прибывать военные и чины КГБ в черных «Волгах», с собой они привезли собак. Нужно было найти пропавший радиомаяк и надувную лодку Гагарина, оторвавшиеся во время спуска на парашюте. Еще было кресло, в котором он катапультировался, – еще одно опасное указание на истинный характер его приземления. Люди из КГБ прочесывали поля, леса и деревни, опрашивали людей, которые могли знать, где эти предметы находятся, или могли указать тех, кто знал. Кресло быстро нашлось в километре от места посадки, и его увезла военная машина. Радио и лодку найти оказалось сложнее. Их обнаружила пара пастухов-подростков, которые быстро утащили и поделили добычу. Один взял радио и спрятал его под стогом соломы. Второму досталась лодка – если ее надуть, с нее можно было ловить рыбу на Волге. Вопрос был в том, как заставить ее
