бумажник и, улыбаясь, протянул Симону двадцатимарковую бумажку, чтобы тот опустил ее в «свинью». Затем сел за стол и вопросительно взглянул на Герду, возившуюся у плиты.
Герда за последнее время заметно изменилась. Не только физически (она была уже на восьмом месяце), а и вообще — всем своим обликом, манерой поведения. В чем-то стала совсем другой, чем была раньше: спокойней, мягче, даже притягательней. Порой глаза прямо-таки излучали свет и радость. Словом, стала напоминать ту Герду, с которой он познакомился шестнадцать лет назад. И это открытие порождало в нем и радость, и смятение, и даже страх. «Что же стряслось с ней? — терялся он в догадках. — Уж не влюбилась ли?»
Но если влюбилась, продолжал размышлять Бернд, то произошло это намного раньше: кто стал бы влюбляться в беременную женщину. А если это так, то… И тут его осенило: во-о-о-т оно что! Значит, это не он, Бернд, а кто-то другой — отец будущего ребенка! Это так сразило его, что в голове все смешалось…
Герда накрыла на стол, принесла жаркое с картофелем. Заняв свое место за столом, положила Бернду на тарелку мясо и мимоходом заметила:
— Сегодня, между прочим, фрау Мартуссен не придет и с детьми тебе придется заняться самому. Но тебе осталось совсем немного: они уже готовы отправляться в постель, осталось только зубы почистить.
Бернд кивнул и положил себе салат и картошку. Некоторое время молча жевал. Затем открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же захлопнул его и безмолвно продолжил трапезу. А когда заглянул наконец своей жене прямо в глаза, то был поражен: она улыбалась ему спокойно, приветливо и нежно-нежно…
Черт побери! Здесь же явно что-то не так… Эта улыбка. Да, она явно предназначалась не для него. А это ее постоянно веселое настроение. Да, она изменяет ему! Ну, конечно! У Бернда отпали последние сомнения: у нее — любовник! Сделав такое потрясающее открытие, Бернд даже уронил вилку, вскочил и, громко хлопнув дверью, бросился из кухни.
— Сто с папой слусилось? — захотелось узнать Симону.
— Не знаю. — Герда лишь пожала плечами, про себя подумав: «Ему просто не по себе, если с его женой все в порядке!»
Герда, убрав со стола, быстро схватила пальто, сумку, по очереди поцеловала детей и торопливо направилась к выходу: она сегодня явно опаздывала, и подруги уже наверняка с нетерпением ждали ее. Сегодня был их согласованный заранее «женский вечер», который собрались провести в аргентинском ресторане.
Когда Герда вошла в зал, к ней тут же поспешил услужливый кельнер, принял пальто и провел к заказанному столику. Это было приятно, и Герда отметила про себя, что встретили ее здесь, как важную даму.
— Давненько мы с тобой не видались! — Герда осмотрела Тину с головы до ног. — Да ты выглядишь прямо ой-ой! Такая вся элегантная. Ну, как у тебя?
— Да нормально. — Тина хоть и улыбалась, но не столь ярко и беззаботно, как всегда. — За исключением этой плюхи в венгерском посольстве.
Герда хохотнула.
— А-а! Это когда у тебя платье там свалилось! Ирина мне рассказывала.
— А вот и она! — Тина первая увидела ее. — И не стыдно смеяться над моим несчастьем?
— А как же? — подхватила Герда. — Люди больше всего и смеются над бедами других. Уж я-то знаю…
Все уселись и заказали отбивные с кровью, кукурузу, бобы, какой-то замысловатый салат, какого Герда еще никогда не пробовала. В довершение — красное аргентинское вино и бутылку минеральной воды — для Герды.
— Между прочим, твой сосед снизу, Байерле, — довольно развязный и надоедливый тип. — Герда выразительно уставилась на Тину…
Та засмеялась.
— Ты что, с ним уже познакомилась?
— Вот именно. С самого начала, когда я во второй, нет, в третий раз пришла к тебе. Он, видишь ли, явился, чтобы одолжить сахару. Я ему, правда, сахар дала, но заставила-таки подождать за дверью и, вообще, проучила его.
— Но он все равно снова пришел! — в один голос отозвались подруги.
— Представьте себе! — продолжила Герда, переведя взгляд с одной на другую. — Пару дней назад он встретился мне на лестнице и заявил, что больше всего обожает беременных женщин. Они кажутся ему особенно сексуальными!
— Не может быть! — Тина прыснула от смеха.
— А вот тебе и «не может»! Я уже, как говорится, «на сносях», а он по-прежнему не отстает от меня. — От волнения Герда даже позволила налить себе вина и, разбавив его водой, подняла бокал и выпила за здоровье подружек. — В последний разок даже положил цветы мне под дверь. А я, — добавила она злорадно, — заткнула их потом в его почтовый ящик.
Все трое весело рассмеялись.
— Возможно, тебе следует изменить тактику, — посоветовала Ирина. — Пригласи его войти, скажи на ушко что-нибудь ласковое и тащи его прямо в постель. Он наверняка заорет тогда благим матом, рванет бежать, и больше ты его не увидишь.
— А если нет?
— Гм! Тогда…
Ирина пожала плечами, а Тина перехватила:
— Тогда ты тут же превратишься в принцессу, как в сказке! Вот только как быть с Берндом? — не отставала она, так как слышала от Ирины, что он вел себя странно, когда та забирала детей.
— Она права, — вздохнула Герда. — Он и в самом деле стал какой-то чудной. Иногда… — Она запнулась, подбирая нужное выражение. — Иногда бывает такой задумчивый, как будто хочет что-то сказать очень важное, но не соберется с духом. А потом вдруг пронзит меня странным взглядом и просто уйдет. С одной стороны, он смотрит на меня с недоверием, а иногда — будто открывает во мне что-то новое. Словом, трудно сказать, что это такое. А он все молчит и молчит, только все смотрит и смотрит… Порой невыносимо становится.
— Может, о чем-то догадывается? — спросила Ирина.
— О-о! Тогда бы он устроил концерт! Ты все-таки уже его знаешь: если с ним что-то не так, он тут же высказывается — ничего не может носить в себе!
— Не скажи, — глубокомысленно заметила Тина. — Было бы ошибкой считать, что можешь разгадать мысли и намерения других. Даже если это касается человека, с которым целую вечность пребываешь в супружестве.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего определенного. Кроме того, что мужья тоже могут держать при себе хорошенький козырь.
— Все равно не понимаю!
— Мне и самой не все ясно, но что-то интересненькое здесь есть. — Она дала знак кельнеру подлить еще вина и осведомилась: — Так когда должен появиться па свет твой «номер четыре»?
— Примерно через месяц. — Герда вздохнула. — И тогда прощай моя «терапия». Жалко… И вот что я вам скажу: за последние
