орденских легендах. Я сотворил заклинание, и в тот же миг меня подхватил и помчал какой-то вихрь. Мне казалось, что на минуту я потерял сознание. Когда же глаза мои открылись, я увидел себя в окружении безобразных химер и решил, что это толпы дьяволов, о которых говорит Церковь.
Но эти страшилища быстро разбежались, и я увидел, что ко мне приближаются существа, похожие на ангелов, как их рисуют иконописцы, только в черных одеяниях и с громадными черными крыльями за плечами. На их глазах то появлялись, то исчезали черные повязки, и тогда на меня пристально смотрели их темные грустные глаза.
– Что хочешь ты знать от нас, рыцарь? – спросил меня один из них.
– Но кто вы? – спросил я, растерявшись от вопроса.
– Те, кого вы в своих легендах называете темными Легами.
– Верите ли вы в Бога? Поклоняетесь ли Ему? – спросил я их.
И они ответили мне:
– Мы не верим, а знаем, что Бог есть. Но мы знаем также, что Ему не нужны наши поклонения, как не нужны они и нам…
Тёмные Леей замолчали и словно бы ждали других моих вопросов, но я не знал о чем их спрашивать, и они исчезли. На их месте появились могучие крылатые гении, облеченные в сверкающие доспехи, и я понял, что передо мною Князья Тьмы. Мрачно смотрели они на меня, пришельца, и чтобы хоть как-то разрядить гнетущее молчание, я спросил их:
– Скажите, враждебны ли вы нам, рыцарям?
– Мы не интересуемся обитателями Земли, – ответили они.
– Исполняете ли вы веления Бога?
– Бог не интересуется нами, – с горечью ответили Князья Тьмы. – Нам не о чем разговаривать друг с другом.
– Как же так? – вскричал я. – Даже мы, люди, и то обращаемся к Нему с каждодневными просьбами, и Он сам, или через пророков, отвечает нам, людям!
Рассмеялись Князья Тьмы и громами прокатился их смех:
– Ни сам Он, ни через пророков не говорил с вами. С вами говорят только Темные и лишь изредка – Светлые, которых вы «богами» называли…
И я оторопел и вспомнил, что и вправду в Ветхом Завете Бог появляется не сам, а только в виде Ангела. Тогда я снова спросил:
– А правда ли, что вы стараетесь вовлечь людей в грех, чтобы потом мучить их?
И снова рассмеялись Князья Тьмы, и один из них сказал:
– Зачем нужны вы нам? К вам спускаются животные мира нашего, лярвы, существа грязные и злобные, но вы, должно быть, ниже их, потому что потом они возвращаются к нам еще хуже, чем были.
– Но если бесы, смущающие нас на земле, суть только животные вашего мира, почему же вы не обуздываете их? Тогда, выходит, вы сами повинны в том зле, которое ими творится на землях наших!
– Это ты так считаешь, – сказали мрачные Князья Тьмы и исчезли.
Едва только начала сгущаться тьма и зашевелились в ней лярвы, как передо мной появились в сиянии красного огня три великана, одетые также в доспехи, которые спросили, зачем я явился. И я понял, что это тёмные Арлеги…
Булгаков обожал слова. Из них проистекала тайна, они звучали как музыка. Слова давали свободу. Он мог держать их в руках, придавать им – пусть не сразу и с трудом – разные формы; но они не сковывали его, как и музыка, которая звучала в них. Однако Люстерник сказал, что он, Булгаков, все равно должен писать слова, предложения. Люстерник так много знал. Гаральд Яковлевич был всего лишь энциклопедист. Он не был как Булгаков творцом. Он читал книги, о которых Булгаков даже не слышал. Несмотря на любовь к словам, Булгаков ничего не имел против книг – если, конечно, они были высокопрофессиональными. Он не знал точно, что это значит, но был совершенно уверен, что не станет читать книгу, если она нравоучительная, скучная, отчего хочется спать.
Люстерник говорил, что надо быть осторожным, потому что людская зависть может повредить ему. Булгаков не боялся зависти. Он только болезненно переживал от нападок прессы. А так Мастер ничего не боялся. Булгаков знал, что он – великий человек. Бог говорил ему об этом… по-своему… каждый день. Но иногда Булгаков не верил Богу. В такие дни ему казалось, что он сам все выдумал и потому нужно хранить это в тайне. Он не мог говорить об этом даже с Люстерником. Он только предчувствовал то, что в один прекрасный день сможет подчиниться воле таинственных сфер или людей, которых представлял Гаральд Яковлевич, и станет великим. Люстерник сам говорил об этом в тот весенний день, когда объяснял, чем избранные отличаются от простых людей, – особым видением и особой силой. Избранные, сказал ему Люстерник, это иллюминаты, просветленные, тайные правители мира. Но они должны скрывать свой свет от простых людей, ибо те не способны понять его. Иллюминаты должны знать, что требуется простым людям, и, когда необходимо, вести их – Люстерник даже сказал «гнать», – заставляя людей делать то, что нужно для их же пользы. И раз Люстерник рассказал ему все это, думал Булгаков, то не имел ли он в виду, что и он, Булгаков, – один из иллюминатов? Ему хотелось так думать, но он побоялся спросить у Люстерника. А что если тот скажет «нет»? К тому же спрашивать – значит опять пользоваться словами; а Булгаков мог выносить только те слова, которые захватывали целиком и уносили в водоворот чувств – слова-вихри. Например, слова Шлегеля[16] – Люстерник дал ему прочесть эту книгу: «…любая концепция Бога – пустая болтовня, но Идея Бога – это Идея Идей…».
Шлегель определил свободу и бессмертие как способность человека «породить Бога и сделать его видимым», или слышимым, – так-думал Булгаков. «Человек живет лишь постольку, поскольку следует своей собственной Идее. Индивидуальность есть сочетание уникального и вечного в человеке». Булгаков знал, что это верно, – ибо, обретая себя, художник обретает Бога. И Шеллинг[17] – Булгаков и его книгу прочел по настоянию Люстерника – тоже говорил, что художник – лишь инструмент откровения, а продукт этого откровения несоизмеримо выше, нежели разум, его породивший; ибо – Булгаков пытался вспомнить дословно – «эго творящего сознает лишь акт творения, но не продукт его».
Потом он наткнулся на слова великого Гёте о том, что мудрец (а Булгаков тотчас домыслил: «и великий художник») может «до конца воплотить присущие лишь ему формы бытия», только если «внемлет подсказкам собственной природы» – тогда они вырвутся наружу, превратятся в вихрь… так юный росток пробивает свой путь в земле, чтобы в