о том, сколько она стоит. К тому же мы с продавцом еще минут десять торговались.
– Десять? – лукаво уточнила она.
– Ну, пять. Или три. Какая теперь разница?
– Спасибо, Саша. – Виктория убрала брошь в футляр. – Правда спасибо. Мне очень приятно.
– Значит, и мне хорошо, – подытожил я, открывая дверь. – Чего еще желать?
Я почти вышел, но в последний момент задержался и задал тот самый вопрос:
– Вика, это ты была тогда в Шереметьево?
– Когда – тогда?
– Когда улетал из страны два года назад. Я тебя видел или нет?
– Говорю же, времени много прошло. – Виктория повернулась ко мне спиной и подошла к окну. – Жизнь у нас тут беспокойная. Извини, я просто уже не помню.
– Понимаю, – кивнул я, закрыл за собой дверь и повторил: – Теперь уж точно все понимаю.
Хорошо еще, что Жанна в здание пройти не смогла и осталась ждать меня на улице. Вот бы она от души похихикала сейчас. Еще и «последним романтиком» назвала бы, наверное. Или как-то похуже.
– Ну чего, пообщался? – без тени иронии осведомился у меня Нифонтов. – Успешно? Хотя, судя по твоей физиономии, не очень. Ну а что ты хотел? Знаешь, как трудно впрячь в одну упряжку коня и кого-то там еще? Да охрененно трудно! Кто-кто, а я точно в курсе, уж поверь. Иногда волком выть хочется, то ли от злости, то ли от того, что на ситуацию никак воздействовать не в состоянии.
– Ты бы не путал «не хочу» и «не могу», – посоветовал я ему чуть раздраженно. – Днями тебе был офигенный вариант предложен, и ты еще чего-то думал.
– Потому и думал, что слишком он офигенный, – крайне серьезно парировал мой выпад оперативник. – Когда яблоко выглядит ну очень хорошо и аппетитно, это значит что либо оно химией накачано по самую попку, либо с того боку, что ты не видишь, подгнило. Аналогию уловил?
– Л-логика, – признал я. – Что шеф? Не освободился?
– Так с тем и пришел. Покинул генерал здание, Саша, так что потопали, Ровнин нас ждет.
Приятно все же, что в мире хоть что-то остается неизменным. Руководитель отдела 15-К был, как и прежде, импозантен, доброжелателен и вальяжен. Он одарил меня улыбкой и рукопожатием, а после сразу же предложил чаю.
– Лучше бы кофе, – попросил я. – Черного и без сахара. Просто в сон тянет.
– Чего нет, того нет, – развел руки в стороны Олег Георгиевич. – Аникушка, наш домовой, его не признает, считая бусурманской отравой, которую употреблять нормальному человеку нельзя. Даже контрабандой в здание не пронесешь, он все равно учует и выбросит. С ним несколько поколений наших предшественников боролись, доказывали, что кофе на Руси три века как в ходу, предъявляли доказательства из художественной и документальной литературы, рассказывали о том, как его царь Петр в Россию вместе с картофелем, табаком и Ибрагимом Ганнибалом завез, но только хуже сделали. Табак наш домовой тоже не жалует, правда, тут до полного эмбарго дело все же не доходит.
– И Петра Алексеевича не любит. Он его «царем-подменышем» называет, опираясь на рассказы своего родителя, – добавил Николай. – А папаша для него крайне весомый авторитет.
– С чая лиха не бывает, – припомнил я одну из любимых поговорок Вавилы Силыча. – Только тогда уж покрепче.
За стеной кабинета что-то шумнуло, а после я услышал топоток маленьких ножек.
– Рад, что вы вернулись, – сообщил мне Ровнин, доставая из ящика стола курительную трубку и пачку дорогого табаку. – Желаете верьте, желаете нет, но это чистая правда. Наш отдел всегда поддерживал с ведьмаками хорошие отношения. Скажу больше, случалось такое, что мы помогали друг другу, причем не на возмездной основе, как это обычно водится в нашем мире, а исключительно на дружеской. Ну, или взаимовыгодной. Да вы наверняка на этот счет осведомлены, ваши новые собратья не могли не упомянуть о неприятной истории, случившейся несколько лет назад.
– Что-то такое было, – подтвердил я. – Вроде как кто-то из наших совсем умом тронулся и по этой причине резню устроил.
– Не совсем так, но в целом верно, – кивнул Ровнин, а Николай потрогал шрам на щеке. – В результате мы вместе этого злодея извели. Так сказать, плечом к плечу.
– Все люди братья, все должны помогать друг другу в сложных ситуациях, – произнес я, а после добавил: – Даже если эти люди не совсем люди.
– Абсолютно согласен. – Ровнин утрамбовал пальцем табак в трубке. – Более того, вы замечательно подкрепляете свои слова делом. Николай мне успел коротенечко поведать о том, что случилось в доме… Как его бишь?
– Хвощова, – подсказал Нифонтов.
– Вот-вот, его самого. Одно жаль: ситуации немного помешала некоторая несогласованность.
– Ну, извините, – фыркнул я.
– Саша, к вам претензий ноль, – поправил очки Ровнин. – Речь о моих орлах, это они напортачили. С них и спрос. И возможно, удар рублем как наиболее действенная воспитательная мера. Коленька, ты знаешь такое слово «забудь»?
– Знаю, – буркнул оперативник, предчувствуя недоброе.
– Вот и забудь о квартальной премии. Мы денежку на дорогу туда-обратно для господина Запалина потратили? Потратили. Дальше мысль развивать?
– Не надо.
– И правильно, что не надо, – добродушно согласился с ним начальник. – Ага, вот и чаек!
В кабинет вошел домовой, разительно отличавшийся от Вавилы Силыча со товарищи, был он мохнат, круглоглаз и безбород. И никаких тебе комбинезонов, никаких бейсболок и инструментов на поясе, из одежды на нем имелись только подшитые валеночки. Вот и выходит, что то ли мне достались неканонические домовые, то ли мои эволюционировали, а этот – нет.
В руках мохнатик держал поднос чуть ли не больше себя размером, заставленный чашками, розетками с вареньем и вазочками с сушками да печеньем.
– Деньги отняли, хоть чаю дайте, – недовольно проворчал Нифонтов. – Или я теперь и от казенной еды отлучен? Так сказать, посажен на голодный паек?
– Не сгущай краски, – попросил его начальник. – Не надо. Но в целом вся эта история полностью твоя недоработка. Саша, вы не стесняйтесь, угощайтесь. На что взгляд упал, то и берите. Мы старые знакомцы, церемонии нам
