Книга Старуха 3 - Квинтус Номен

помешал бы для железнодорожных шпал. Как-то в разговоре с соседом Вера упомянула про очень интересное свойство шпал из бетона, на которое обычно никто внимания не обращал: с этими шпалами пути невозможно перешить на другую (например, европейскую) колею. И если враг все же какую-то часть страны оккупирует, то воспользоваться железными дорогами он просто не сможет – ну, если хотя бы локомотивы ему не «подарить». Лаврентий Павлович мыслью этой поделился с товарищем Сталиным – для обдумывания, а затем, когда «обдумывание» закончилось – с Валентином Ильичем, причем с последним в плане «срочно займись и обеспечь».

Конечно, невозможность перешивки дороги была лишь незначительным, хотя и важным, преимуществом бетонной шпалы, и Иосиф Виссарионович проконсультировался со специалистами. Причем не только (и не столько) с железнодорожниками, сколько с госплановцами. Те прикинули, что бетонная шпала – хотя и получается она впятеро дороже деревянной – служит раз в десять дольше, а если использовать «предложенные крепления», (как раз привлеченными железнодорожниками и предложенные), то и расходы на ремонт путей или замену рельсов сократятся чуть ли не втрое. Понятно, что начальные вложения потребуются все же немалые, но…

Первый завод по производству железобетонных шпал заработал в Вольске летом тридцать седьмого, а первой дорогой, на которой уложили эти шпалы, стала дорога из Минска к Москве (пока, правда, реконструированная сильно частично, от Минска она еще даже до Орши не дотянулась). Вторая дорога – на этот раз со шпалами с Михайловского завода – была Ярославская, а третья – ее начали модернизировать железнодорожники Коломны, самостоятельно договорившиеся о выпуске таких шпал на местном цементном заводе. Понятно, что для шпал нужен не только цемент – но раз уж в Коломне уже был выстроен завод по производству арматурной катанки из металлолома, то единственной сложностью оставалось производство анкеров – а их производство наладили на паровозном заводе. Но дальнейшего развития инициатива не получила. То есть пока новые заводы по производству бетонных шпал было решено не строить – просто потому, что очень много цемента уходило на другие, признанные более важными, стройки. В числе которых числились и очень многочисленные ГЭС.

А гидроэлектростанций стало строиться как-то сразу очень уж много, в основном, конечно, небольших. Но, как сказал на каком-то совещании товарищ Кржижановский, «ГЭС – это источник бесплатной электроэнергии», и сельское население очень сильно отреагировало на слово «бесплатной». Особенно сильно оно отреагировало там, где имелись хоть какие-нибудь горы, поэтому в Закавказской республике народ просто бросился строить такие станции. Три четверти таких строек были все же быстро прекращены в силу полной их бессмысленности, но все равно только там полсотни станций были специалистами признаны экономически обоснованными и – после того, как энергетики все же составили приемлемые проекты – эти стройки продолжились. На Урале тоже почти полсотни маленьких ГЭС строилось, Дальний Восток не отставал – а в центральной части России небольшие электростанции строились уже сотнями. И для всех требовались генераторы, которые производились главным образом в Ростове – а так как уже каждый энергетик знал про «полезные свойства церия при производстве электричества», то спрос на этот металл превысил текущие возможности по его выпуску.

На самом-то деле среди специалистов по энергетике дураков почему-то практически не встречалось, там обмотки генераторов из легированной церием меди рассматривались как «приятная, но не обязательная возможность увеличения мощности», а в Ростове уже половину именно небольших (до полутора сотен киловатт) генераторов выпускались вообще с обмотками из алюминия – но всем хотелось лучшего.

Очень хотелось, настолько, что этими хотелками в некоторой степени вдохновился и лично Иосиф Виссарионович, задавший Вере на очередном совещании, состоявшемся в конце августа, простой вопрос:

– Вера Андреевна, на вас тут товарищи жалуются, что вы не хотите рассказать, где находятся столь необходимые нашей стране залежи ценных металлов.

– Пусть жалуются. Раз уж товарищи не понимают элементарных вещей…

– Это каких? Я, похоже, тоже понять не могу.

– Элементарных. Сейчас новые границы Монголии признает только Советский Союз. Вот когда товарищ Мао, причем в роли главы китайского Госсовета, подпишет документ о полном и безоговорочном признании Монгольской республики, то можно будет и нам с товарищей Чойбалсаном договориться о разработке этих месторождений. Но я боюсь, что если китайские товарищи о них узнают раньше, то хрен они Монголию вообще признают: ну кто захочет как бы чужому дяде отдать такие богатства?

– Интересно вы рассуждаете… но, думается, в целом верно. Насчет товарища Мао, причем в любой роли, я не уверен, но вот американцы, узнав о таких богатствах, наверняка увеличат помощь Гоминьдану…

– Вот-вот. А если речь опять про церий идет, то на Урале у нас месторождения монацита имеются, церий и из него вытащить нетрудно. В Хибинах есть богатые месторождения лопарита, его тоже нужно побыстрее начать добывать, так как там не только лантаноиды, но и титан, тантал и, главное, ниобий. А вот ниобия у нас действительно острая нехватка.

– А что с ниобием мы можем получить?

– Я думаю, что на этот вопрос вам лучше товарищ Хлопин ответит…

Товарищ Хлопин был абсолютно готов ответить и про ниобий, и про многое другое. Но во время этого совещания он отвечал на вопросы уже товарища Берии, который специально приехал ради этой беседы в Красноярск. То есть не совсем в Красноярск, а чуть севернее и немного пониже: реакторный зал Горнохимического комбината располагался на отметке почти в пятьсот метров ниже уровня Енисея (и даже на триста пятьдесят метров ниже уровня моря). Лаврентий Павлович с большим интересом этот зал осмотрел, а затем подошел к перегораживающей зал бетонной стене:

– Ну что, идем внутрь?

– Нет, не идем. Когда реактор работает, там людям находиться опасно, – сообщил Виталий Григорьевич, – а сейчас он работает на полную мощность. И еще три недели работать будет, до замены тепловыделяющих элементов.

– То есть эти элементы работают только несколько недель?

– Вера Андреевна очень верно предсказала… то есть рассчитала: нужный изотоп элемента, который она назвала плутонием, максимально нарабатывается за три месяца работы сборки в реакторе, но чтобы минимизировать наработку изотопов вредных, более тяжелых, мы держим сборки в реакторе по два месяца. Первые десятки, даже скорее сотни граммов элемента мы уже получили, сейчас ведется его тщательная химическая очистка…

– То есть вы меня пригласили, чтобы я посмотрел на голую бетонную стену?

– Вовсе нет, просто вы попросили показать