– Плохие новости для Херткома.
– Боюсь, для Мелбери – тоже. Деннис Догмилл так просто не отдаст место Херткома.
– Если мне не изменяет интуиция, – сказал он, откусив кусок вареной репы, – это означает, что будет насилие. Много насилия.
Слова Элиаса оказались пророческими. На следующий день группа из сорока или пятидесяти человек появилась на избирательном участке и провозгласила, что нет свободы без Херткома. Некоторые из них разместились у кабин для голосования, и когда выходил человек, проголосовавший за тори, хулиганы дразнили его, глумились над ним и даже били. Каждого, кто голосовал за Мелбери, ждал суровый прием, и все кончилось тем, что любого, кто отваживался проголосовать не так, безжалостно избивали.
Мелбери вместе с другими видными тори города призывал привлечь армию для усмирения бунтовщиков, но суровая правда заключалась в том, что мэр, члены городского управления и подавляющее большинство мировых судей были на дружеской ноге с Деннисом Догмиллом и Альбертом Херткомом, поэтому они сообщили, что немного насилия во время выборов неизбежно и что лучше не применять силу, чтобы еще больше не подогревать страсти нарушителей порядка.
Я решил сам посетить избирательный участок и увидеть своими глазами, до какой степени там дошло насилие. Я увидел жестокость и непреклонность и понял, что Мелбери лишится многих голосов. Тот день закончился со счетом сто семьдесят голосов за Херткома и только тридцать один голос за его оппонента. Всего несколько дней подобных бесчинств могли свести перевес Мелбери на нет. Но если Мелбери не победит, мои шансы восстановить свое честное имя катастрофически уменьшатся.
Именно по этой причине, а также и по нескольким другим я внимательно наблюдал за кое-чем еще. Если я не ошибался, люди, учинявшие беспорядки, были грузчиками из группировки Гринбилла.
Глава 22
Ничего хорошего, что судьба меня постоянно сводила с таким человеком, как Джон Литтлтон, но я пришел к заключению, что ничего другого не оставалось, как обратиться к нему еще раз. Я написал ему записку и предложил встретиться в таверне на Брод-стрит в Уоппинге. Я отправился туда в собственной одежде, так как Литтлтон ничего не знал о Мэтью Эвансе, и я полагал, что так будет безопаснее. Он уже доказал, что готов помочь мне по-своему, но никогда не известно, в каком случае просьба может оказаться слишком трудной или вызвать слишком большое искушение.
Литтлтон выразил готовность встретиться со мной. Появление соперников на политической арене совершенно сбило его с толку. Его люди не знали, как на это реагировать, но многие считали, что если ребята Гринбилла бунтуют, это должно быть выгодно и что Литтлтон должен обеспечить их долю добычи.
– Стоит полная неразбериха, – сказал он мне, жадно поглощая пиво, словно весь день мучился жаждой. Под левым ухом у него был синяк, и я подумал, не подрался ли он, например, со своими ребятами.
– Что вам известно? Что все это значит?
– Что все это значит? – повторил он. – А вы как думаете, что это значит? Догмилл им заплатил, чтобы они устроили бунт против Мелбери. Дело яснее ясного.
– Но почему Гринбилл взял деньги у Догмилла? Разве он не хочет, чтобы Хертком лишился места, а Догмилл – власти?
– Вы размышляете как политик. В этом ваша беда. А нужно размышлять как докер. Им предложили денег, одного этого достаточно, но им предложили деньги, чтобы устроить беспорядки, а это еще лучше. Что же до того, правильно это или неправильно, то это не имеет никакого значения. Все просто. Гринбилл пошел и сказал своим людям, что если Мелбери выберут, это уничтожит Догмилла, а если Догмилл будет уничтожен, у них не будет никакой работы по весне. Все просто. Они должны встать на сторону своего хозяина, так как единственное, что может быть еще хуже, чем быть у него под каблуком, – это не иметь хозяина вовсе.
– И Гринбилл в это верит? Он верит, что если Догмилл не станет привозить табак, никто другой этого не будет делать?
– Единственное, что я точно знаю, – он верит в серебро, которое дал ему Догмилл, чтобы он рассказал эту историю. Если подумать, это лишь очередные слова. Это как разгрузка судна, работа, за которую Догмилл платит Гринбиллу, а Гринбилл платит своим парням. Привычная схема, за исключением того, что неожиданно свалилась работа зимой.
– Как долго они будут бунтовать?
– Думаю, еще несколько дней. Хертком и Догмилл не смогут дольше удерживать солдат. Тем временем я связался с мистером Мелбери и сказал, что у него есть выход.
– Вы собираетесь послать своих ребят драться с парнями Гринбилла?
– К этому давно шло. Почему бы не дать им волю сейчас.
Я ничего не мог поделать. Я знал, что это случится. Хотел ли я, чтобы беспорядки продолжались или чтобы они прекратились? Хотел ли я, чтобы Мелбери, человек, которого я ненавидел как соперника, праздновал победу? Конечно, он исправит многие вещи. Конечно, я мог рассчитывать, что он восстановит мое доброе имя в случае избрания. Но я не мог не испытывать удовольствие оттого, что его избиратели попрятались по домам и боятся приходить на избирательный участок. Он был слишком самонадеян. Он завладел тем, что ему не принадлежало, и теперь познает вкус поражения.
Однако мои мысли о мщении были прерваны домовладелицей, миссис Сирс, которая пришла сообщить с очень неодобрительным видом, что меня хочет видеть молодая особа. Я был в совершенном восторге, увидев, как в комнату вошла мисс Догмилл.
Я встал, чтобы поприветствовать ее.
– Я, как никогда, рад вас видеть, мисс Догмилл.
Она закрыла за собой дверь чуть не перед самым носом миссис Сирс.
– Полагаю, я достойна вашей радости, ибо у вас нет более преданного друга, сударь. – Она села, не дожидаясь моего приглашения. В моем исполнении это выглядело недружелюбно и вызывающе, но ее делало живой и беззаботной. – Я принесла нечто, что вас заинтересует. – И она положила на стол пачку писем.
Я взял одно письмо в руки и изучил его. Оно было запечатано и адресовано джентльмену в Йорке.
– Что это должно означать?
– Это письма, мистер Уивер, четыре письма, которые написал мой брат. Они адресованы джентльменам, которые, как он знает, долгое время жили на Ямайке. Лично с ними он незнаком. В письмах он их спрашивает, знают ли они Мэтью Эванса, который выращивает табак и любит соблазнять чужих сестер.
– И вы их украли для меня, – сказал я.
– Я подумала, что будет лучше, если они окажутся у вас в руках.
– Я полагаю, вы правы. Но если ответа не будет, ваш брат огорчится и напишет снова.
– Это зависит от того, как долго они останутся без ответа. Вы ведь не собираетесь вечно быть Мэтью Эвансом?
– Я нахожу в этом много преимуществ, – сказал я.
– Гм… Надо сказать, я тоже. В любом случае, если ваш маскарад затянется, вы можете попробовать написать ответы сами. Сомневаюсь, что Денни знаком с кем-либо из этих людей достаточно хорошо, чтобы узнать их по почерку. Мне кажется, он их даже не видел ни разу. Вы можете написать ему то, чего он слышать не хочет, а именно, что Мэтью Эванс уважаемый джентльмен, плантатор, который недавно уехал в Англию.
