на полную ставку — восемь лет.
— Ах да, извините, вы уже говорили. И в течение этих восьми лет вы ездили туда каждый день, автобусом и метро?
— Главным образом на метро, да.
— Вы шли пешком от Пикадилли?
— Обычно от станции метро «Пикадилли», да.
— А там много мест, чтобы поесть в перерыв, выпить кофе? Зайти в паб после работы?
На этом месте миссис Прайс тяжело вздыхает, ее рука тянется вверх. Меня удивляет, что судья до сих пор не вмешался, ведь его так рассердила задержка после перерыва. Но он только смотрит на молодого адвоката поверх очков, та в ответ поднимает ладонь:
— Извините, милорд, я уже подбираюсь к сути.
Мисс Боннард снова поворачивается ко мне и, понизив голос, спрашивает:
— Итак, вы регулярно работали и бывали в районе Вестминстера на протяжении примерно двенадцати лет? Или больше?
— Возможно, и больше, — говорю я, и вот тут где-то внутри возникает предчувствие беды, которое я ощущаю как спазм в районе солнечного сплетения.
— Итак, — говорит она, и ее голос становится мягким и протяжным. — Будет справедливо сказать, что с учетом всех этих поездок, прогулок до метро, выходов на обед и так далее вы очень хорошо знаете этот район?
Что-то назревает. Мне становится трудно дышать. Моя грудь поднимается и опускается, сначала незаметно, но чем больше я стараюсь себя сдерживать, тем труднее становится это скрывать. Атмосфера в зале суда сгущается, и все это чувствуют. Судья смотрит на меня. Мне кажется или в самом деле тот присяжный в розовой рубашке, которого я вижу краем глаза, вдруг выпрямился и подался вперед? Вдобавок ко всему я уже не осмеливаюсь открыто смотреть на присяжных, как не смею смотреть и на тебя, сидящего на скамье подсудимых.
Внезапно лишившись дара речи, я киваю. Понимаю, что через несколько секунд начну задыхаться. Я знаю это, хотя никогда раньше не испытывала ничего подобного.
Теперь ее голос становится тихим и вкрадчивым:
— Вы знаете магазины, кафе…
Капельки пота щекочут мне затылок. Кожа на голове готова лопнуть. Мисс Боннард делает паузу. Она заметила мое состояние и хочет дать мне понять, что я все правильно поняла: я знаю, к чему она клонит. И она знает, что я знаю.
— …маленькие боковые улочки…
Она снова останавливается.
— Глухие переулки…
Вот оно, это мгновение. Я смотрю на тебя. Ты прячешь лицо в ладонях. Я уже задыхаюсь, хватая воздух большими жадными глотками. Бедняга Роберт встревоженно и озадаченно всматривается в меня. Она что-то от меня скрыла.
Представители обвинения тоже уставились на меня: миссис Прайс, ее помощник, женщина из Королевской службы уголовного преследования, инспектор Кливленд и его команда и дальше, возле дверей — отец Крэддока и сотрудница службы по делам семьи. Все сфокусировались на мне — кроме тебя. Ты больше на меня не смотришь.
— Вы знакомы с ними, не так ли? — продолжает мисс Боннард своим шелковым вкрадчивым голосом. — Например, с маленьким тупиком, который называется «Яблоневый дворик»?
Я закрываю глаза. Мисс Боннард долго ничего не говорит. Видя, что я молчу, она все так же мягко повторяет:
— Яблоневый дворик…
Она произносит эти два слова так задумчиво, будто они навевают ей личные воспоминания. Особое значение этих слов повисает в воздухе — спертом искусственном воздухе, которым мы дышим вот уже почти три недели. Я открываю глаза и смотрю на нее. Она тоже смотрит на меня. Она хочет, чтобы все, особенно присяжные, осознали важность происходящего. Хотя это уже лишнее. Мое затрудненное дыхание красноречивее любых адвокатских приемов. Все остальное — дым и зеркала, трюки иллюзиониста; все, даже результаты судебно-медицинской экспертизы. Адвокаты должны дать присяжным то, чего те ждут. Мисс Боннард дает им несравненно больше: свидетель разоблачен прямо на трибуне. Чего еще они могли желать? Кора головного мозга, отвечающая за логику, функционирует у меня достаточно хорошо, чтобы эти мысли успели в ней сформироваться, а вот отвечающее за инстинкты миндалевидное тело дает сбой: мысли, как крысы в горящем здании, мечутся от стены к стене.
— Яблоневый дворик, — продолжает мисс Боннард, глядя мне в глаза, — это переулок в районе Вестминстера, если быть точной, возле церкви Святого Иакова, где вы со своим любовником Марком Костли занимались сексом, — насколько я могу судить, в час пик, стоя в дверном проеме и довольно поспешно, после чего отправились на вечеринку, где напились и занимались сексом уже с мистером Джорджем Крэддоком у него в кабинете в Доусон-комплексе, пока ваши студенты наводили порядок после вечеринки. На следующий день вы сказали мистеру Костли, что Джордж Крэддок вас изнасиловал. Через некоторое время вы снова пожаловались Марку Костли, что Джордж Крэддок вас преследует. Вы попросили его разобраться с Крэддоком. Вы отвезли мистера Костли к дому мистера Крэддока, полностью сознавая, что может случиться. Мистер Костли, ваш любовник, пошел выяснять отношения с мистером Крэддоком, будучи в состоянии стресса, расстроенный вашим рассказом, и был окончательно выведен из себя насмешками мистера Крэддока, который сообщил, что вы охотно согласились на секс, после чего мистер Костли ударил его несколько раз, что и стало причиной смерти.
Я смотрю на мисс Боннард. Все остальные смотрят на меня. Почему Роберт не вмешивается? Почему продолжает сидеть? Потому, что, как и все остальные, поражен новым поворотом событий. Он планирует новую стратегию. В самом деле? Планирует? Мне хочется опровергнуть многое из того, что сказала мисс Боннард, но для этого нужно в первую очередь суметь заговорить. Все, что я в состоянии выдавить, это вялое: «Неправда…» — но я так и не решаюсь взглянуть на присяжных.
— Миссис Кармайкл, — говорит мисс Боннард. При этом она смотрит не на меня, а прямо перед собой, как будто размышляет вслух и приглашает присяжных следить за ходом ее мысли. Она говорит твердо, но без осуждения. Она просто констатирует факты. — Только вчера с этой же свидетельской трибуны, находясь под присягой, вы уверяли суд, что находитесь в счастливом браке, что никогда не изменяли мужу, и настаивали, что ваши отношения с мистером Марком Костли были исключительно платоническими. Вы лгали мужу, вы лгали полиции, и вы лгали суду. — Она делает паузу и снисходительно смотрит на меня. — Вы лгунья, не так ли?
— Нет… — слабо возражаю я.
— Хотите, чтобы я еще раз перечислила всех, кому вы лгали? У вас была связь с мистером Марком Костли, которую вы скрыли от вашего мужа, от полиции и от суда. Данные под присягой показания, протокол судебного заседания… — Она возвышает голос и добавляет в него нотку возмущения: — Неужели я должна повторить все
