тебя знаю? Поверить невозможно!
Господи, ну и смех у нее, просто грубый хохот, даже на шумной улице, где полно прохожих, головы в ее сторону поворачиваются. Этот смех… разве мне не знаком этот смех? Разве… А, ладно, перестань, вот уже зеленый свет, а ты все стоишь, будто приросла к месту.
— Нет, поверить не могу! Ты собираешься вот так стоять и притворяться, что ты меня не узнала? Свою старую лучшую подругу, свою гребаную духовную родню, черт побери!
«Бог ты мой, эти раскатистые „р“, это странное произношение звука „г“…»
— Вы случайно родом не с Лонг Айленда?
— Откуда еще, черт возьми, я могу быть? Говорю же, ты меня знаешь. Черт, да мы же практически близнецы.
Овал лица, разрез глаз, изгиб век… Я все придумываю или действительно вижу сходство? За этими слоями одежды, стопкой шляп и грубым хохотом… неужели за всем этим есть сходство? Ведь я же не сижу сейчас в своем кабинете одна-одинешенька, пытаясь представить себе, как она может выглядеть после всех этих лет…
— Грейс?! — Я произнесла это вслух? Она меня слышит? Разве она… Нет, этого не может быть. Потому что, если она выглядит, как Грейс Голдберг, то она выглядит, как я, а если она выглядит, как я, тогда…
— Грейс! Наконец-то! Ну ты и тормоз! Впрочем, ты всегда была тормозом.
— Но вы не можете быть Грейс Голдберг. Она…
— Грейс Голдберг. Разумеется. Кем еще я могу быть, хотела бы я знать?
— Но… этого не может быть.
— Разве? — Она говорит так, будто я ее обидела. — Дай мне хоть один довод, почему нет?
Потому что Грейс никогда бы не превратилась в такое чучело, вот почему. Потому что, если такое могло произойти с Грейс, то то же самое может произойти и со мной, а я никоим образом не могу допустить, чтобы такое произошло со мной… или с Грейс.
— Послушайте, наверняка мы обе обознались, поэтому…
— Что поэтому? Забыть все, что между нами произошло? Мне чертовски жаль, знаешь ли. Жаль, что я даже не написала тебе, чтобы попросить прощения.
Она сильная. Ее рука крепко сжимает мою руку… Но по-дружески. Неужели возможно, что я ошибаюсь?
— Вы сказали — «написать»? О чем вы могли мне написать и о чем вы сожалеете?
— Ты знаешь. Этот парень. Как там его звали…
— Жюль? Француз? — Нет, нет, Дана. Не так. Ничего не говори сама, пусть она говорит. Надо выудить из нее как можно больше информации.
— Да, тот самый.
— Ладно, и что случилось с Жюлем, Грейс? Если вы и в самом деле Грейс… Куда вы с ним уехали?
— Черт! А ты как думаешь? На Лонг Айленд!
Чушь! Она называет Лонг Айленд, потому что я назвала его первой. Грейс никогда не увезла бы Жюля в Штаты. Я знаю, она бы так не поступила. Я… Мне надо убежать от нее. От этой сумасшедшей. Потому что она точно сумасшедшая, вот и все. И эти пальцы, так сильно сжимающие мою руку…
— Послушай, Грейс, было приятно с тобой повидаться, но…
— Что «но»? Ты бы предпочла видеть меня, чем быть на меня похожей? Как пурпурная корова?
О господи, ну что я говорила? Сумасшедшая!
— Пожалуйста, отпусти мою руку, потому что мне…
— Ага, ты лучше бы только смотрела, чем быть такой же, так? Так не будь так уверена, сестричка, что ты сама выбираешь.
Видите? Теперь она решила, что я — ее сестра. Но, по крайней мере, она отпустила мою руку.
— Я тебе не сестра!
— Это я знаю. Что с тобой такое? Я же твоя сестра по духу, трансцендентальный близнец. Мы последние из оставшихся в живых из Банды близнецов, черт побери!
Нет. Нет! Она не могла это сказать. Это все мое воображение. Она всего лишь из этих… уличных типов. Пристают к незнакомым людям… одна-две удачных догадки, основанных на том, что эти люди сами скажут, сами того не сознавая.
— Простите, мне нужно идти.
— И это все, что ты можешь мне сказать после всех этих лет? Мне надо идти?!
Я не хочу больше слушать, я представления не имею, как ей это удается, но никто не может заставить меня слушать. Я уеду как можно дальше и как можно быстрее. Потому что она — не Грейс Голдберг, и чем быстрее я отсюда уберусь, тем уверенней буду себя чувствовать.
— Не я порвала нашу связь. Не я уехала с драгоценным Жюлем!
— Драгоценности? Ты это о чем? Ведь это ты смылась с моими драгоценностями!
Ну, вот опять, сами видите. Она теперь считает, что я говорю о драгоценностях. Если даже она подразумевает Жюля, так это она уехала с ним, а не я. А я вернулась домой, чтобы выйти замуж за Марка.
— Ты вернулась сюда! Ты вернулась сюда, черт бы тебя побрал, и теперь ты отказываешься от своей старой подруги Грейс!
Я все еще слышу ее визгливый голос в своих ушах, хотя изо всех сил кручу педали. Я все еще чувствую то место, где ее пальцы сжимали мою руку, даже думаю, что останутся синяки. Что-нибудь, из чего можно было бы потом сделать вывод, что я действительно встретила… Уф! Нет, если подумать, я совсем не хочу считать, что на самом деле встретила это женщину на улице.
Надо просто уехать подальше, сейчас это главное. Я привстала на сиденье, чтобы еще быстрее крутить педали, как когда-то делала в детстве. Попробуй, догони меня, если сможешь!
Черт! Что он такое делает? Какой-то придурковатый водитель грузовика пытается прижаться ко мне. Хотя свет все еще зеленый. Я все еще могу ускользнуть от него, если только…
Если только он не свернет. Он… Сворачивает? Сукин сын, ни сигнала поворота, ничего. Сворачивает направо, как будто меня нет и в помине.
— Эй, ты, там, наверху! Разуй глаза…
Но он не слышит. Рядом с ним, на пассажирском сиденье никого нет. Окно плотно закрыто, вовсю надрывается музыка. Мне почти не видно водителя, который подпрыгивает на сиденье в такт ритмам музыки и крутит руль, сворачивая прямо на меня.
— Эй, эй! Посмотри вниз и вправо! Посмотри вправо, козел!
Я чувствую горячее дыхание двигателя даже через джинсы. Надо спрыгнуть с велосипеда, спрыгнуть направо, на тротуар…
А, мать твою! Чувствую, как сдирается кожа на локтях от соприкосновения с асфальтом. Ничего, пустяки, я от него увернулась.
И тут… этот металлический скрежет. Что это? Мой велик, мой любимый велик! Я не хочу смотреть, но посмотреть необходимо, чтобы убедиться, что пострадал только велосипед…
Моя нога.
