тебя разбогатеть — это стать неудачником?
— В данном случае да. Тогда… — он хлопнул себя по карманам и не нашел леденцов. — Надо думать…
Вик первой прошла через полусгнившую, сломанную дверь, ступая в катакомбы. Здесь они еще были искусственными, вырезанными руками людей. Воздух провонял сыростью, вековой затхлостью, плесенью. По стенам, где не было четкой границы: вот тут работали люди, а тут уже постаралась вода, — все чаще и чаще змеились отпечатки проклятья. Полли тут бродила веками, не находя людей.
Вик тихо сказала под дробный стук далеких капель:
— Думай, а пока просто пойдем по следам проклятья — там, где его больше на стенах, там Полли ходила чаще.
— Логично…
Только вслед за ней он не пошел. Вик на развилке остановилась, оглядываясь, и… Алая, как пелена, обида, смешанная с яростью, проснулась в ней.
Дрейк рукой без перчатки прикоснулся к пятну проклятья, и то послушно оплело его пальцы.
— Дрейк⁈ Значит, мне прикасаться нельзя, а ты сам⁈ Что ты творишь!!! Ты не должен умереть!!!
Руки потяжелели, наливаясь жарким, как огонь, эфиром. Сейчас она готова была бить и… Прощаться с собой, становясь… Ведьмой. Так легко вскипел эфир, так легко проснулся вслед за её страхом. Вик старательно пыталась продышать ужас от осознания — Дрейк теперь точно умрет. Она пыталась подчинить себе эфир, который в отместку огненным штормом пронесся по всему телу, как тогда на крыше. Вик отвернулась в сторону и прикусила губу, чтобы сдержать стон. Из носа привычно потекла кровь, капая на пальто.
Дрейк веско напомнил:
— Вик! Эмоции под контроль. Мы снимем проклятье. Сегодня же. Я НЕ умру. Просто это тоже путь — вслед за плетениями проклятья. Вслед за ним — так мы точно найдем именно Полли, а не потенцит.
— Ты блаженный, Дрейк… — пробормотала Вик. — Надо было мне прикасаться к проклятью — я, хотя бы, точно уже заражена чумой.
Он подошел к Вик, левой рукой неуклюже протягивая платок:
— Вики… Никто не умрет. — Свою светящуюся проклятьем правую руку он предусмотрительно засунул в карман куртки. — Никто не умрет. И вообще… Раньше чумой называли любой мор. Тут не обязательно чума. Тут может быть все, вплоть до банальной инфлюэнцы — просто тогда её не умели лечить и от неё не было коллективного иммунитета. Просто чем бы ни болели тогда аквилитцы, от чего бы они не умирали, тут оно оказалось запертым, неизменным и усиленным проклятьем. Представляешь, победим проклятье, поднимемся наверх, а доктора нам скажут, что мы боролись не с грозной чумой, а сезонной инфлюэнцей.
Вик поддержала смехом не совсем смешную шутку:
— Пусть хоть катаром будет, лишь бы никто не умер.
— Пошли дальше?
— Пошли…
Он двумя руками сплел что-то странное, тут же расцветившее стены в неприятно-голубой цвет и полетевшее вперед, куда-то вглубь, куда-то навстречу к Полли.
Вик молча пошла вслед за поисковиком.
Дрейк шел рядом. Только он не был намерен молчать:
— Можно вопрос?
— Попробуй.
— О чем думаешь?
— О… Происходящем в Аквилите, — призналась Вик. Мысли постоянно пытались вернуться к запретному — к Эвану, и потому она снова и снова обдумывала кражу, пожар, поиски карты, убийство Бинов — все, лишь бы не думать о Эване. Он справится. Он выживет. Это все, что нужно помнить о нем. — Пытаюсь построить схему преступления. Временную шкалу — кто, кому, зачем, почему…
— Кто, по-твоему, все же обокрал музей?
— Мюрай. Ришар.
Дрейк нахмурился и напомнил:
— Мы вроде вычеркнули Ришара.
Вик поправилась:
— Кто-то из хранителей музея. Так лучше?
— Объяснишь? И не смотри так странно — мне интересно поучиться у коллеги. Я прикинул так и сяк, выходит, что Мюрай причастен к краже.
Вик кивнула и зашагала медленнее — тяжело было идти по неровному полу, тут везде были камни, выбоины, выемки… Кое-где по стенам струилась вода, колыхая такие-то странные, полупрозрачные водоросли. Иногда приходилось обходить черные, казавшиеся бездонными лужи. И как Аквилита еще не провалилась в штольни? Как тут все не размыло и не разрушило?
— Вики? — напомнил о себе Дрейк.
— Ах да… Мюрай… Он мог. Хотя именно у него не было причин для этого — его потенцит найден в другом месте… Мюрай знал, что шахты кера Клемента пусты. В них, похоже, закончились самородки, что и послужило причиной последующего быстрого разорения семьи… Что есть эти бокситы в музее, что нет — для него это было неважно. Его волновал только путь в Вернию. И вот как раз в музее, расследуя кражу, он и познакомился с Бином и подкупил его. Тут Ришар получается лишним, ненужным звеном, которое я включила в расследование по одной простой причине — он солгал о том, что украли. Причин для лжи не было, я и включила его в схему преступления.
— Но ты сказала, что украл именно Ришар. Почему?
— Или любой хранитель музея. Одно не понимаю: почему кража случилась только в этом году? Эти бокситы лежали в музее сотню лет, не интересуя никого.
— Про эленит и его участие в формировании самородного потенцита узнали совсем недавно.
Вик упрямо возразила:
— Все равно. Бокситы лежали на видном месте, крупинки эленита мелкие, конечно, но при хорошем освещении их легко увидеть…
Дрейк громко воскликнул:
— Именно! — Эхо помчалось по катакомбам. Хорошо, что тут нет летучих мышей — сейчас бы их полчища метались в воздухе… — При хорошем освещении. В музее только этим летом стали проводить электричество, до этого там было газовое освещение. Лер-мэр раскошелился на освещение, потому что его проект Аквилиты оказался под угрозой вечной сажи от ламп.
— Это… Многое объясняет. Как ты думаешь — лер-мэр в курсе потенцитовой истории или нет?
Дрейк серьезно задумался. Ответил не сразу, видимо, прикидывая варианты:
— Не знаю. Мюрай его человек, но тут все очень сложно. Сорель, лер-мэр, открыто Вернию не поддерживает, даже говорить о таком отказывается — его быстро приструнят представители Тальмы. И все же… Почему хранители музея или даже Ришар лично?
Вик с трудом перевела дыхание — дорога ей давалась тяжело:
— Потому
