Божьей Матери и Николая Чудотворца. Передали их отцу Серафиму в первый же день приезда. Батюшка, узнав цель приезда господ, благословил их на благое дело и совершил вечерний молебен. Кто знает, вероятно, Господь и услышал молитвы — свёл их с Севастьяном Перваковым, вывел через него на золотую речку, а тут и дело сладилось.
Дружки пригласили невесту и жениха ехать под венец:
— Хватит, откушали, спасибо хозяевам, пора и до батюшки Серафима, под венец головушки подводить, — первым встал из-за стола Сушков, за ним и все гости. Поднялись и Севастьян с Екатериной. Они обернулись лицом к красному углу избы, пред иконами перекрестились и поклоны дали, подошли к родителям невесты и поклонились им в ноги. Те благословили, Анна Даниловна, тоже сложив три перста на правой руке, наложила на них крестное знамение и что-то прошептала.
Сохин и Сушков первыми вышли из дому во двор, сели в сани и поглядывали, как усаживался народ. За ними на коне Севастьян, потом усадили невесту в сани, запряжённые двумя лошадьми, а далее вся родня и гости, кто пожелал до церкви ехать. Санный поезд помчался, оставляя след на снегу, закручивая кудри ветру и пар из ноздрей лошадиных, колокольцы-бубенцы бренчали и разносили весть по селу.
Отец Серафим ждал, а как появились люди и переступили порог храма, показал каждому, где и подле кого стоять. Глянул на молодых, оценив готовность к их брачному союзу, прочёл молитвы, надел на обоих венцы, снова молитва. Севастьян и Екатерина держали в руках зажжённые свечи, друг на дружку не глядели — старших наказ исполняли — так вроде положено.
— Венчается раб Божий Севастьян… — изрёк громогласно отец Серафим, глядя на жениха, тут же обратился к невесте: — Венчается раба Божия Екатерина…
Батюшка поднёс поочерёдно им православный крест, Севастьян и Екатерина его целовали, приложились устами к руке отца Серафима.
Молитвы и благословения, окропление святой водой, поклоны к образам, положенные при церемонии, свершив дела, все вышли из храма.
И опять санный поезд помчался, но уже в дом новоиспечённого мужа.
У калитки встретила молодых Анна Даниловна, её глаза светились от радости, она еле сдерживала слезу. Встретила с хлебом и солью. Пирог испечённый выглядел пышным, румяным, на морозе от него исходил слабый парок.
— Прежде чем войти в избу, откушайте молодые, а уж опосля и гостей за собой ведите.
Севастьян откусил кусок первым, приложившись к пирогу смело, Екатерина от пирога откусила меньший кусочек, и все, заметив, провозгласили:
— Понятно, кто в доме хозяин! Ай да Севастьян, хваткий парень!
В доме для застолья всё было готово. Гостей приглашала Анна Даниловна, рассаживая, как и подобает — родные ближе к молодым, недалече дружки, а далее все остальные. Жених с невестой сидели рядышком, и опять на вывернутой шубе и прижимаясь друг к дружке.
Праздное веселье началось и длилось до позднего вечера, много раз кричали подвыпившие гости: «Горько! Подсластите!» — и столько же раз молодые обнимались, целовались на виду. Наконец Сушков пожалел новобрачных и смехом призвал:
— Довольно молодых принуждать к целованию, гляньте, уж губы у них опухли, а вам всё горько да горько!
Народ угомонился, гости расходились, следовало оставить Севастьяна и Екатерину наедине. Последней уходила Анна Даниловна, а прежде чем покинуть дом, она обняла обоих и промолвила:
— Чтоб вам в первую ночку — сыночка и дочку, — на что Севастьян с Екатериной смущённо рассмеялись и поблагодарили женщину за всё, что помогла устроить, за доброту сердечную.
На следующий день гуляние продолжалось в доме Тереховых, тесть и тёща угощали молодых и гостей сполна, веселье и смех раздавались и долго не смолкали в избе…
Глава 44
…В народе говорят: минуты идут, а годы летят. И верно, пролетело пять лет незаметно. Тем не менее в Олёкминске произошли перемены. Через два года, как обнаружили золото на речке Хомолхо, были выявлены истинные площади россыпей, официально установлены границы приисков Спасский и Вознесенский. А ещё через год прииски были утверждены генерал-губернатором Сибири, и полноценными владельцами стали Трубников и Рачковский. В селе за это время побывало много купцов и золотопромышленников, отряды поисковиков сновали по речкам и ключам в поисках золота, и кое-кому выпадала удача. Открыли залежи драгоценного металла на речках Большая Валюхта, Бульбухта, обнаружили в пойме речек Барчик и Баллаганах. А в связи с ближним к Маче открытием новых находок на речке Малый Патом, впадающей в Лену, ещё более нашло оживление среди разного люда.
Появились и дельцы, жаждавшие поживиться благородным металлом. На Маче вырос целый посёлок, приезжий народ строил жилища, обживались. Старались на приисках Спасском и Вознесенском, и на новых открывающихся богатых приисках, зарабатывали хорошие деньги, несли и везли их в семьи, но многие деньги и прожигали в кабаке. Таких работяг больше дельцы и подлавливали, приглашали на рюмку, а захмелев, иной старатель шёл в разгул, сорил деньгами, а тут его и обирали. Бывали случаи и хуже, узнав, у кого имеется золото, да ещё с полученным расчётом, по дороге нападали, и те лишались всего, ладно в живых оставили, случалось, лишали и жизни.
С открытием новых приисков для доставки к ним грузов и людских передвижений и перегона скота возникла надобность в устройстве путей от Мачи да рабочих посёлков. С неимоверными трудностями, но дороги строились, прокладывали их через перевалы сопок, по долинам речек, местами и по марям и болотине, выстилая по ним гати из веток и брёвен. На это золотопромышленники не скупились — подстёгивала потребность.
У Севастьяна Первакова семья состоялась — как и предрекла Анна Даниловна, родились сын и дочь, Севастьян назвал их именами родителей: Михаил и Мария. Екатерина на том была согласна, для неё важно, лишь бы дети росли здоровые. Дом Севастьян построил новый на Маче, туда и переехал с семьёй.
Трубников из года в год, убеждаясь в добросовестном отношении Севастьяна к работе и надёжности, назначил его помощником начальника прииска Спасского. Руководителем прииска стал Тихомиров, поскольку Миронов по каким-то причинам отошёл от золотопромышленных дел и выехал для дальнейшего проживания в Петербург.
Лаптев и Никитин восприняли повышение в чине Первакова с неприязнью, завистью и ещё большей озлобленностью.
— Из грязей в князи, смотри-ка, как хозяин прииска высоко поставил, — ухмылялся Никитин.
— Чем выше поднимется, больнее падать придётся, — зло сплюнул Лаптев.
Ничего из задуманного ни у того ни у другого не вышло. Более предприимчивые люди из Иркутска вскоре на Маче поставили большой кабак и двухэтажный постоялый двор с хозяйственными постройками, появились две торговые лавки. Здесь же обосновались и приисковые конторы, кассы приёмки вольного приноса золота, а речной флот сам по себе развился. Благодаря усердию
