и галереей.
Вскоре и улей сменился совсем другими помещениями. Большими и совершенно пустыми, не считая колонн, залами и маленькими, даже крохотными комнатушками, в которых стояли давно попорченные временем и сыростью предметы мебели, превратившееся в гниющую труху. И залы, и комнаты были совершенно чистыми, если не считать пыли на мрачных серых стенах и таком же полу.
От каждого зала шло несколько коридоров, расходящихся в разные стороны, но темная фигура в капюшоне, ведомая внутреннем компасом и голосом, уверенно делала шаг за шагом и столь же уверенно выбирала направление, нисколько не задерживаясь на развилках.
Серые стены сменились светящимся изнутри, белым камнем, испещренным барельефами и рисунками, изображающими совершенно разные, но весьма абстрактные, картины и сцены, до которых, впрочем, проходящему мимо них зрителю не было совершенно никакого дела. Кукла, влекомая голосом, не удостоила произведения мастеров древности ни капелькой внимания. Хотя многие историки отдали бы свои правые руки, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на стены этих залов. Неудивительно, что все эти авторы исторических трудов, описывая бытность Атифиса, лишь ходили вокруг до около, даже отчасти не приближаясь к истине. Все, что было им нужно, хранилось здесь, под тщательной охраной и защитой Церквей и других не заинтересованных в правде сторон.
Темная фигура лишь на миг оторвала взгляд от дороги, взглянув на изображение голубого неба, на фоне которого, виднелось несколько крохотных, окруженных огненном ореолом точек одинакового размера, среди которых выделялась одна, наиболее массивная.
Белокаменных залов было невероятно много. Фигура в черном потратила несколько часов, прежде чем тусклый свет мерцающих стен остался позади, а картины и барельефы превратились в темный шершавый камень.
Здесь было темно. Где-то ручейком текла и капала вода. По обе стороны большого высокого помещения располагались металлические решетки, создавая что-то вроде огромных камер, хотя скорее даже загонов, вдоль стен которых висели кандалы и цепи, давно проржавевшие насквозь. Пол здесь был покрыт небольшим слоем вонючей воды, в которой гнили кости не только людей и крыс, но еще множество мерзких и склизких панцирей подземных насекомых.
Человек, интересующийся насекомыми, нашел бы здесь свой рай, ведь на полу гнили и разлагались редчайшие виды этих созданий, которые не встречаются больше нигде на целой планете. Энтомолог, попавший сюда, вероятно, надолго бы засел над изучением этих невероятных представителей класса насекомые, но, в конце концов, понял бы, что питаются и выживают они лишь в одних условиях – присасываясь к костям живых существ, а затем через просверленное в них отверстие, высасывают костный мозг.
– К счастью, они давно вымерли! – вскрикнул бы он.
Чем глубже уходил коридор тюрьмы, тем тише становилось чавканье трухи под ногами, тем тише становился хруст, к удивлению, еще до сих пор, не сгнивших панцирей. Но вскоре и эти звуки исчезли, как и исчез небольшой слой воды, покрывающий землю. Исчезли и решетки камер, оставив вместо себя лишь гладкие закругленные стены.
Коридор превратился в туннель. Огромный и идеально круглый он постепенно уходил вниз, загибаясь, словно труба, пока поверхность под ногами не исчезла, превратившись в глубокий черный колодец, дна которого, казалось, не существовало. Бесконечно уходящая в глубь червоточина внушала страх, смешанный с благоговением.
Асмер остановился на мгновение и, взглянув вниз, ощутил, как внутри что-то обрывается. Однако, он вовремя понял, что допустил слабину, так что нужно было срочно запрятать все мысли поглубже, чтобы голос не достал до них и не понял, что на самом деле он совсем не безвольная марионетка, какой хотел казаться.
Сохранять концентрацию при виде зрелища, что раскинулось перед Асмером, было трудно, но он справился. Голос, кажется, ничего не понял. Во всяком случае, не показал этого.
– Спускайся ко мне, – властно произнес он.
После этого чувства Асмера обострились, и он увидел узкую лестницу, спиралью спускающуюся вдоль стен колодца.
Вряд ли, будучи обычным человеком, он смог бы спускаться по лестнице, сохраняя полное спокойствие, чтобы не выдать себя. Но он не был обычным человеком, не был человеком вовсе, поэтому спуск ему все-таки поддался. И вскоре он был в самом низу колодца.
***
– Доброе утро, – сказал доктор, более мягко, чем вчера глядя на Асмера.
Дело было, скорее всего, в его чистой и приятной глазу одежде, после которой не оставалось никаких следов.
– Позвольте мне осмотреть рану, – обратился он к Мирре.
Девушка села, приподнявшись с подушки, и задрала одеяло, обнажив правую ногу, обмотанную бактерицидной повязкой, которую врач ловким движением стянул.
Асмер увидел большую, проходящую вдоль всей икры Мирры рану. Правда, теперь уже она не выглядела так, как почти два дня назад. Оба лоскута, свисающего с кости мяса, были аккуратно сшиты, так, что осталась лишь небольшая красная полоса, из которой торчали нитки, с запекшейся на них кровью.
Доктор внимательно осмотрел рану, а затем нанес на нее густую темно зеленую мазь из тюбика. Ее едкий запах в миг разнесся по палате. Врач намотал повязку обратно и поднялся.
– Нога заживает хорошо. Следов воспаления нет. Еще несколько дней и мы вас выпишем, а пока ходить категорически запрещается.
– Хорошо. Учту… Спасибо вам.
– Не меня вам стоит благодарить. Я всего лишь выполняю свою работу. Скажите спасибо лучше молодому человеку, который принес вас сюда на руках, когда город ходил ходуном, ведь опоздай он хоть на несколько минут, и вы потеряли бы ногу, а то и вовсе погибли бы, – с этими словами доктор вышел, слегка покланившись.
Мирра не преминула отблагодарить Асмера. Правда, вместо слов, она сделала это с помощью долгого поцелуя.
– Так на чем мы остановились? – спросила Мирра, слегка похлопав Асмера по щеке – Давай. Продолжай…
***
Огромная черная бездна была наполнена тишиной. Асмер, наконец, преодолел эту дьявольскую лестницу и вот он стоял на самом дне колодца и взирал на каменный грот. Темнота здесь казалась особенно густой и тягучей. Асмер чувствовал ее, ощущал, как она забирается внутрь, отнимает силы и заполняет получившиеся пустоты страхом. Тогда-то он и понял, что еще витает здесь, разбавляя тьму. Понял потому, как весь его путь был помечен следами этой могущественной силы, по ходу погружения вглубь катакомб набирающей мощь. С его отсутствующих губ, отдаваясь эхом в черепной коробке, раздалось одно единственное слово.
Смерть.
Она была повсюду, летала по воздуху, тихо шелестя своими оборванными одеждами, выла и стонала, не произнося ни звука. Смерть была темнотой, а темнота была смертью.
И Асмер шел на ее голос, завороженный и преданный. Теперь он и правда потерял контроль, впустил голос внутрь головы, передал ему руль, а сам пересел на
