ушедших вперед. Это была обычная дверь – такую дверь можно найти в любом учреждении и быть уверенным, что за ней нет ничего интересного.
– Я ожидал большего. В Убежище ворота и то выглядят внушительнее, – честно признался я.
– Парень! В Лабиринте не стоит доверять внешнему виду. Ворота в Убежище мы смогли открыть, а эти – нет, – сказал Рене.
– Эти сейчас тоже откроем. Ты уверен, что мы найдем за дверью Бесконечную Лестницу?
– Я точно уверен, что за этой дверью Цоколь. Говорят, никогда не знаешь, каким ты его увидишь. Он как сон – всегда разный. Возможно, там сейчас Бесконечная Лестница, а возможно, и что-то другое.
– А кто это говорит? Разве Лабиринт можно покинуть без ключа? – спросил я.
– В Лабиринте вообще сложно сказать, что можно, а что нет. Доктор же смог как-то открыть эту дверь, – ответил Рене.
– Может быть, с той стороны ее может открыть любой?
– Не забудь обсудить это потом с доктором – он любит теоретические рассуждения. А я предпочитаю действовать. Открывай! – крикнул Рене.
Я подошел к двери, снял с шеи ключ, открыл замок и толкнул дверь. Я увидел за ней лестничную клетку. Она предстала передо мной той же, что и в подземных этажах Лаборатории: серый бетон; бледный свет матового плафона, гаснущий раньше, чем заканчивались ступеньки пролета; нанесенный по трафарету номер этажа. Только цифры на нем – минус двести двадцать шесть.
– Вот она – лестница, по которой восходил Иаков… – прошептал Рене.
Он закрыл глаза и сделал медленный глубокий вдох, пытаясь уловить тончайшие запахи места. На мой взгляд, пахло плохо – сырым подвалом. Рене свое мнение не сказал. Он снял перчатку и провел рукой по шершавой стене, пытаясь убедиться в ее реальности.
Братья стояли так некоторое время, рассматривая и ощупывая стены до тех пор, пока Рене не надел перчатку обратно. Как только он это сделал, его живое лицо вновь стало подобно строгой маске, а разведчики устремились по Лестнице вверх.
– Бодро побежали. Устанут ведь, – сказал я.
– Главное, ты не сдохни через десять этажей, – проворчал Рене и зашагал вверх. Я покачал головой и пошел за ним.
Все восхождение мы молчали – сложно говорить, когда задыхаешься от усталости. Но причина заключалась не только в этом. Все мысли Рене устремились к Поверхности, он не слышал и не видел ничего иного. Я несколько раз обращался к нему, предлагал сделать привал, но он проигнорировал все произнесенные фразы. Ни одного колкого слова или язвительной усмешки, которыми он сыпал в Лабиринте, не прозвучало из его уст, пока мы возносились к Поверхности.
Лишь на минус пятом этаже, остановившись у запертой двери Лаборатории, он посмотрел на меня дрожащими зрачками и спросил:
– Как ты думаешь, парень, сможешь ее открыть?
Я видел, как он сжимал руки, ожидая ответа. И в этом жесте читался весь его страх, все его сомнения и вся его надежда.
– Конечно, Рене, смогу, – прошептал я, желая успокоить спутника. Но в голове звучали другие мысли.
Я вспомнил, как открыл дверь для Кристины Майер. Мерзкое сверлящее чувство, что я могу опять ошибиться, не отпускало меня. Оно засело где-то глубоко в душе и убеждало в том, что ворота Лабиринта должны оставаться закрытыми для всех и каждого. Пока мы поднимались, волновался Рене. Теперь настало мое время бояться, сомневаться и надеяться.
– А ты, Рене, сможешь вернуться в Лабиринт после того, как вновь увидишь Поверхность? – спросил я.
– Я не знаю, парень. Не знаю.
Я улыбнулся, а затем прикусил губу от честности, которая прельщает и разочаровывает одновременно. Я тоже буду честным: «Если ты не вернешься в Лабиринт, я убью тебя Рене. В следующую нашу драку я не пожалею пламени, чтобы победить» – подумал я. Возможно, вслух.
Я снял с себя ключ и нарушил последнее Табу – открыл двери Лабиринта.
ГЛАВА 2. СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
Шаг через порог Лаборатории переместил меня из мира духов в мир вещей. Телесные ощущения, растворившиеся во сне бестелесных коридоров, вернулись, чтобы перемотать тугим шарфом голову. Они натянули струну артерии на шею, игравшую под барабаны сердца. Кислород ворвался в легкие, отчего голову повело по кругу.
– Будто с похмелья проснулся, – проворчал Рене, сдавливая виски пальцами.
Вторая дверь лестничной клетки, ведущая на минус четвертый этаж Лаборатории, оказалась незапертой – электронный замок не работал. Рене достал свой гранатомет и зарядил его картечным выстрелом, чтобы гарантировано убить любого, кто окажется на линии огня. Кивком он приказал разведчикам проследовать вперед, и две тени проскользнули через приоткрытую дверь. Мы выдержали немного времени, прежде чем Рене указал оружием, чтобы остальные заходили внутрь и, в случае необходимости, поддержали огнем братьев.
Я вошел в коридоры совершенно другой Лаборатории: некогда стерильно белые стены погрузились в полумрак, осыпались стеклом и покрылись каплями крови, уподобившись разрушенным во времена Крампа этажам над нами. Видимо, такова участь этого места – обращаться в прах. И если в прошлый раз разрушения устроили больные вирусом Ницше «сверхлюди», то в этот раз Лаборатория подверглась нападению забытого язычества. В коридоре я не увидел мертвых тел, однако по кровавым разводам становилось ясно, что их куда-то перетаскивали. Я догадывался куда: будь я сектантом, я бы сложил трупы в отдельном помещении и запер мертвецов, чтобы они не последовали за мной с дрожащими руками мести. Проверять предположение я не стал. Пусть мертвые спят там, где их похоронили!
Меня интересовало только то, что находилось в конце коридора. Забрали сектанты Селену с собой или нет? Если точно знать, что девушка не спит в саркофаге, можно спокойно вздохнуть и верить, что Пленница белой комнаты все еще жива и наконец свободна.
Из полумрака появился один из разведчиков. Он говорил жестами: большой палец показал за спину; его сменил указательный палец, поднятый вертикально на уровне лица; затем брат совершил движение, похожее на выстрел, и покачал головой из стороны в стороны.
– В конце коридора один человек с оружием, – шепотом расшифровал доклад Рене.
Не так уж сложно оказалось понять язык клана.
– Идем, парень, и постарайся не сглотнуть пули.
Мы шли медленно. Я пытался ускориться, чтобы быстрее достигнуть темницы Селены, но Рене придерживал меня рукой и не давал обогнать себя. Мы ворвались в распахнутые двери по отработанной схеме: сначала разведчики, потом остальные.
В центре темной комнаты на стуле сидел осунувшийся мужчина и смотрел в пол. В руках он держал пистолет. Я узнал в этом человеке Алексея Георгиевича, уставшего и подавленного. Разведчики совершили к нему скачок
