зависят все наши жизни, Моника, этот чип.
— И я должна в это… — зашипела, смотря на то, как двери открываются, — …поверить?
— У тебя нет выхода, Моника! Шанса сбежать отсюда нет ни у кого, если не уничтожить это место изнутри.
Родерик пихнул меня в спину, прямиком в огромный зал, где по периметру квадратом стояли низкие диваны, а на них уже сидели женщины. Я бросила взгляд на центр, именно там, где кучно восседали четверо жён Шавката. Они не были одеты, как я, в хеджаб. На них были только шелковые платки, которые даже не скрывали лицо.
Все жёны тут же повернулись в мою сторону, а присутствующие замерли, осматривая мою фигуру и охрану, которая меня привела. Одна из женщин, примерно того же возраста, что и Шавкат и одета в изумрудное платье, очевидно была старшей женой. Именно она кивнула прислуге, чтобы меня сопроводили к нужному месту.
На подносах, которые я точно так же когда-то вносила в такие же комнаты, стояли закуски, а рядом кувшины очевидно с вином. Ступая по ковру, пыталась унять чувство отвращения от происходящего, потому что не могла терпеть омута из воспоминаний, в который проваливалась всё больше, смотря на это место.
Умом и мыслями я была до сих пор на том песке. Там, где два мужчины спасали свои жизни, чтобы не стать ужином голодного и доведённого до изнеможения несчастного животного. Именно с этой картиной перед глазами, с воспоминанием фигуры, человека, который пришел за мной и сюда, позволив превратить его окончательно в чудовище, я села почти на пол, ниже всех жён, которые сидели надо мной.
Как только опустилась на небольшой пуф, неспешные женские голоса продолжили свои разговоры. Я перестала быть интересной, и это позволило опять скосить взгляд на Родерика. Он стоял в углу зала с остальной охраной и смотрел перед собой так, словно не имел права даже глянуть в нашу сторону, как и остальные мужчины из охраны. Все они, как гвозди замерли в одной позе, и только когда в двери вошли новые служанки, остановили их и проверили подносы с едой.
Среди них, я и увидела именно ту женщину, о которой сказал Родерик. Однако лишь взглянув в её глаза, которые она прятала точно так же как и лицо в хеджабе, я впервые судорожно и облегчённо вздохнула с мыслью:
"Катерина…"
Быстро отведя взгляд в сторону, я повела головой вправо. Мягко потянулась к подносу с виноградом, но замерла, услышав воцарившуюся тишину. Только моя рука показалась из-под плотной черной ткани, все опять умолкли, а на моём лице появилась ядовитая ухмылка, полная удовлетворения.
Вязь татуировок на оголённой руке заставила этих женщин замереть, а некоторых в ужасе посмотреть на меня, как на ненормальную. Однако я всё равно оторвала виноградинку от огромной грозди и совершенно бесцеремонно спустив с лица хеджаб вниз, опустила её в рот.
По залу прокатилось роптание, а старшая жена зашипела на арабском о том, что я грязная верблюдица, и место мне в канаве со змеями за такое поведение. Однако, продолжая искоса следить за действиями Катерины, я начинала оживать. А когда Кэт села рядом, и налила в мой кубок вина, я спокойно отпила из него, ощутив на языке кусок металла и пластик. Совершенно крохотную вещицу, которая тут же переместилась во рту и встала точно под язык.
В этот момент, двери распахнулись настежь, а в помещение вошли мужчины. Все до одного весело смеялись и гоготали, как зверьё, пока шли а своим женам. Некоторые вели на поводках маленьких тигрят. Эта картина настолько стала мне противна, что я почти отвернулась в сторону, пока мой взгляд не уловил его.
Тангир тяжёлыми шагами и почти хромая входил в зал последним. Он дышал рывками, скованный кандалами в руках, и до сих пор в том же жутком кожаном тряпье. Следом стояло ещё шестеро охранников, но я забыла о них, как только утонула во взгляде идиота, которого прямо сейчас была готова прибить. У меня прямо под ложечкой засосало от стремления сначала выбить дурь из него, а потом повиснуть на шее и не выпускать из рук больше никогда. Ни за что не отпускать и никому больше не позволять и прикасаться к нему пальцем.
Однако эти радужные перспективы были только мечтами, потому что мы находились не в Штатах, а в месте, где мужчина не имеет права смотреть так на чужую жену. Смотреть, и словно выжигать своим желанием и чувствами, привязывать только к себе и не отпускать взгляд ни на секунду.
Именно так Тангир осматривал мою фигуру и тяжело дышал. Настолько пристально, что это заметили все, и естественно последовала реакция. Она вынудила меня приподняться и чуть не завопить от комка слёз, который встал в горле, когда в Тангира полетел первый удар плетью.
Хлёсткий звук полоснул по ушам, заставив такую ярость и злость подняться во мне, что я не отрывала глаз и дальше от психа. Мы намеренно смотрели только друг на друга не отрываясь. Смотрели и сплетались взглядами, как телами, пока вместе терпели боль от каждого удара. Узкий разрез глаз стал ещё более хищным, а на дне его зрачков, я видела только ярость. Потому молилась, чтобы Тангир сумел выдержать ещё с десяток ударов, которые ему наносили, уже поставив на колени в центре зала. Пихнули как кусок мяса, но он всё равно опускался на этот проклятый ковёр, молча и смотря в мои глаза. Спокойно, со сжатой челюстью и тонкой линией губ на холодном лице, Тангир терпел удары плетей, продолжая смотреть только на меня.
— Проклятая азиатская тварь!!! Отведи глаза, пёс!!! — завопил урод, который замахнулся ещё раз, для нового удара плетью, но я вскочила, не выдержав и остановив ублюдка одним ударом ноги.
Стянула с себя черную тряпку, и встала над Тангиром, прорычав на их языке:
— Убрали от него свои руки, грязные, нечестивые и недостойные твари!
Шавкат медленно и по кругу обходил нас, пока его жены в ужасе подскочили со своих мест. Их лица окаменели, а присутствующие мужчины ждали действий своего хозяина, но в глазах ублюдка читалось только веселье. Ему нравилась эта картина, потому он и продолжил.
— Тоже плетей захотела, хабибти? — пророкотало чудовище и кивнуло уже другой твари, которая и взмахнуть платью не успела, а уже валялась за моей спиной. Я сумела расслышать только звук падения тела, прежде чем, судорожно вздохнуть.
— Не сметь!!! И пальцем трогать!!! — от этого нечеловеческого
