Кроме капустников, авторы баловались и в жанре «куплеты к случаю», и я думаю, будет кстати воспроизвести и их. Это тоже История. Лично от себя прилагаю несколько миниатюр на лингвистические темы, собранных мною в юности. Тогда они казались остроумными. В конце книги помещен именной указатель, по которому можно судить о цитируемости лингвистов в наших капустных текстах. Ну, и в заключение несколько фотографий из личных коллекции.
НЕДОРОСЛЬ (1970 г.)
Капустник был рекордным по числу участников. Многих удалось уговорить выйти на сцену один-единственный раз в жизни (например, тогдашний ученый секретарь, ныне покойный Саша Шахнарович, сыгравший Цыфиркина, или Саша Балаян, рискнувший спеть собственную песню, в которой упоминалось имя его наставника Э.Л. Макаева и прямой реверанс перед членами Ученого Совета, где ему предстояло защищаться). По сюжету Митрофанушка (А. Насилевич) бродил по секторам, выбирая научное направление по вкусу, причем во всех случаях легко было вычислить пародируемый сектор – они были вполне реальны. Кстати, именно здесь единственный раз в истории на сцену вышел наш неизменный автор, а ныне директор Института В.А. Виноградов. Он представлял памятник и на протяжении всего спектакля неподвижно стоял, держа на груди плакат «КИРИЛЛ». По ходу спектакля в сцене, где Ю. Сорокин (сектор поскониной лингвистики) выпивал настоящую рюмку водку, закусывая огурчиком, памятник смачно крякал, и проделывал то же. В конце же спектакля он поворачивался к зрителям спиной, на которой было прикреплено «МЕФОДИЙ».
Выходная песня:
Морозным вечером, вечером, вечером,
когда лингвистам, скажем прямо, делать нечего.
Мы собралися за столом
поговорить о том, о сем.
И вдруг решили: дай капустник заведем.
Пора нам на сцену.
Мы монографию, графию сменим на канкан.
Соссюру на смену
Идет-грядет бессмертный Митрофан.
Берем Фонвизина, визина, визина.
И трансформируем евойные коллизии.
Берем мы также Щедрина: сатира нам всегда нужна,
хотя – увы! – небезопасная она.
Пора нам на сцену,
Одна лишь классика, классика,
вроде примитив.
Внесет перемены
не по годам ретивый коллектив.
Языкознание, знание, знание
пока для нас не потеряло обаяние.
И потому-то в наш сюжет введен герой-языковед,
и шлет он нам горячий пламенный привет.
Пора нам на сцену,
Мы монографию, графию сменим на канкан
Соссюру на смену
идет-грядет бессмертный Митрофан.
Песня:
На днях экзамены,
а стены камены
у Академии де Сьянс наук!
Учу грамматику и глоссематику,
Теперь без Ельмслева
Мне как без рук.
Дверь прилагательна –
не обязательно.
Гони параметры –
сказал Мельчук.
Стратификации и трансформации –
эх, в Академии де Сьянс наук.
Мне бы попроще как
достать извозщика,
чтоб вез в лингвистику
без лишних мук.
Чтоб без тагметики
влезть в академики,
эх, Академии де Сьянс наук.
Гимн людоедов-экзаменаторов:
Поставляют нам филфаки
необученную шваль.
И она к нам прет во фраке,
элегантна как рояль.
Через тумбу-тумбу раз,
через тумбу-тумбу два.
И она к нам прет во фраке,
элегантна как рояль.
Восседая за столами,
мы с нее сбиваем спесь.
Спросим, что не знаем сами,
не ответишь – так не лезь.
Через тумбу-тумбу раз,
через тумбу-тумбу два.
Спросим, что не знаем сами,
не ответишь так не лезь.
Мы, как верные собаки,
стережем науки даль.
Трепещи, пижон во фраке,
элегантный, как рояль.
Через тумбу-тумбу раз,
через тумбу-тумбу два.
Трепещи, пижон во фраке,
элегантный, как рояль
Песня о традициях («Плавно Амур…»):
Вечно великие Раск или Гримм.
Все остальное уходит как дым.
Компаративные их имена:
Пауль, Бругман и Мейе
(Пауль, Бругман и Макаааев) –
Неприступны, как стена.
В моде теперь Фердинанд де Соссюр.
Он понастроил опасных структур.
Может, в них польза, а может – и вред.
Пауль, Бругман и Мей
(Пауль, Бругман и Макаааев) –
Дайте, дайте нам ответ.
Кружится вечно науки спираль.
Всходят, заходят Балли и Брендаль.
Мы извлекаем отсюда мораль:
корни, звуки остаются
(корни, звуки и глаголы) –
А теорий нам не жаль!
Песня:
Полюшко-поле, семантическое поле.
Сеяли во поле проблемы,
Эх, да всевозможные проблемы.
Трир в поле сеял,
И Вайсгербер тоже сеял.
Выросли на поле семантемы,
идеалистические семы.
Что нам их семы?
Понятийна поля нам не надо.
Есть у нас, да есть свои валеры,
Смыслы и прочие значенья.
Песня:
Со времен неандертальца
мы сосем труды из пальца.
Со времен петикантропа
порождаем все из трепа.
Предыдущего этапа
изжевали мы мочало.
Митрофан себе обстряпал диссертации начало.
Из Оксфорда и Ларусса
понадергал матерьяла.
И словарь зулусо-русо
он составил для начала.
– Припев:
Поменьше Боппа,
побольше трепа,
то есть метаязыка.
Метафония, апофония, –
Не то сочтут за дурака. –
Митрофан, не будь растяпой
и ушами ты не хлопай.
Можешь обкорнать Карнапа,
Апресяна или Проппа.
Песня:
Как родная меня мать провожала.
Тут и вся моя семья набежала.
Ой, куда же ты, Ванек, али пьян ты?
Не ходил бы ты, сынок, в аспиранты.
Что вы, бабы, завели, чай уж будя.
В аспиранты я пойду, выйду в людя.
Поневоле ты идешь аль с охоты,
Ваня, Ваня, пропадешь не за что ты.
В Академии Наук обсмеются,
чай лингвисты без тебя обойдутся.
С философией такой ротозейской,
что бы сталося с наукой расейской?!
Муж великий Потебня, Потебня, Потебня
Не доступен для меня, для меня, меня.
Бодуэн де Куртенэ не понятен что-то мне.
Он толкует про фонему, я вздыхаю о луне.
Схватился за Гумбольдта, мочи уж нет.
В глазах у меня помутилось.
Увидел на миг ослепительный свет.
Упал
