никогда сильно желает прижаться к его груди, пусть крепко обнимет, согреет, заберёт тревоги и страхи. Тяжело сглотнула, надо же было поймать её в таком настроении, когда всё достало. Так задумалась, что не сразу заметила как свернули на грунтовку. Вскинулась, Богдан невозмутим. Неужели только за этим привёз...
А он вылезает наружу, устало потягивается, не собирается приставать с намерением, о котором она только и думает.
Парень садится на край капота, белая футболка светится в темноте. Над головой раскинулось бесконечно звёздное небо, запрокинул голову, вздыхает. Не успела Алекса хлопнуть дверью, как ветер пробрал до костей. Подходит к нему, будь, что будет. Богдан тут же притягивает за руку ближе, бережно обнимает. Усаживает к себе на бедро, прижимает к груди. Обхватывает похолодевшую девчонку обеими руками, утыкается носом в шею.
— Невозможно терпеть, когда ты так дрожишь, — шепчет ей.
— Замёрзла, — выдавливает она из себя.
— Лекс, врушка, — обдаёт кожу возле уха горячим дыханием. — Я слышу как быстро бьётся твоё сердце. Очень быстро.
— Твоё не медленнее...
Сильные руки стискивают крепче, вырывая непроизвольное девичье ах.
— Я очень соскучился.
Промолчала, от очередной порции мурашек вздрогнула, горло сдавило спазмом, на душе булыжник давит. Да она тоже, только вслух сказать не может.
— Не веришь! А я думал ты в этом уверена и даже пользуешься сеим фактом.
— Сам себе придумал и веришь.
Как бы не были похожи Грановский и Богдан, а ощущения разные, да, порою схожи. Но то, как обнимает брюнет, повторить невозможно, ни кто не делал подобного, и никогда. Богдан сжимает порывисто в который раз, желает подчинять, и ключевое желает. Дыхание перехватывает. Грановский более нежный, подкрадывается, не прёт напролом. Тёплые губы касаются возле уха, разряд прошибает до поясницы.
— Не надо, — пытается вырваться.
Не отпускает.
— Сложно удержаться, знаю, принадлежишь другому и всё равно.
— Как и ты.
Молчат минут пять. Он согревающе обнимает, разворачивает к себе и она на грани подкатывающих слёз обхватывает его в ответ за талию, прижимается щекой к груди. Заодно пытается избежать поцелуя, сдастся, не устоит. Уже пала дертвой своих желаний, острых, болезненно тянущих в бездну. Как тяжело и быстро бьётся его сердце. Кладёт ладонь, просит угомониться, а он сильнее прижимает к себе, до боли в костях. Когда-то так привычно было касаться его тела, с удовольствием ощупывать бугрящиеся мускулы. А теперь робко и словно чужого, неуверенно. Девчонка быстро дышит от переполнявших эмоций.
— Трезвый не пришёл бы, — оторвать язык и выбросить.
Молчи, наболтаешь дура лишнего.
— Не пришёл бы, — честно соглашается.
Снова молчат, наслаждаются перемирием.
— Очень хочу тебя, — шепчет ей, будто не одни сейчас.
— И не надейся.
Ухватил за скулы, приподнимает лицо, хочет видеть глаза. Смотрит на губы, разделяют лишь сантиметры.
— Нет, Богдан, даже не пытайся.
Гладит пальцами по щеке, убирает мешающие пряди волос. Ветер снова бросает ей на глаза. Бережно собирает в подобие хвоста и откидывает за спину. Смотрит пристально.
— Почему пошла со мной?
— Не затем чтобы...
— Я спросил, почему, пошла со мной.
Не отвечает, нечего сказать. Абсолютно. Вот он Богдан во всей красе, требует ответа.
— Не можешь сказать, смелости не хватает. Не можешь сказать, что у тебя там на душе.
— Будто ты можешь.
— Я стараюсь.
— Ну тогда скажи, зачем ты с ней, если плевать на неё.
— Не плевать. Она мне нравится и даже очень сильно, — умолчал, о том, что чаще начинает раздражать.
— Зачем тогда ко мне пришёл?
В груди болезненно сдавливает. В крови бурлит опасная смесь из раздражения и непонимания. Она терпит, как он снова убивает остатки былых чувств.
— Хочу к тебе, — отвечает он, легонько коснувшись губами носа.
— Этим всё и сказано. Ты хочешь и не более, — не удаётся ей скрыть раздражения в тоне.
— Когда я предлагал и даже давал более, ты отказалась от меня. Моё желание никуда не делось, я всё так же хочу и не скрываю этого, в отличии от тебя.
Алекса пытается справиться с эмоциями, с дыханием, с желанием ударить его, накричать.
— Лекс, я честно говорю, как есть.
— Сейчас видимо да.
— Ты зачем с Грановским?
— Нравится.
Усмешка срывается с губ парня. Неужели мстит за его откровение или правда.
— Нравится, но...
— Богдан, в отличии от тебя, я громкими словами не кидаюсь, каждый раз, когда мне кого-то захочется.
Прижал её голову к своей груди.
— Давай не будем. Плевать на всё и всех, давай начнём заново.
Она молча обнимает его, нечего ответить на его предложение. Бессмысленно.
— Лекс, я не буду уговаривать, не буду говорить ничего кроме этого, что уже сказал. Бежим ото всех и всего. Не на час или два, хотя бы на какое-то время, только я и ты, больше никого. Далеко отсюда. Хочешь я увезу тебя и к чертям всех.
Она не может и слова вымолвить, подкатывают презренные слёзы. Да хочет она, забыться, любить, но теперь то уж точно этого не сделает.
— Не будем разбираться кто виноват был тогда, что сейчас, а начнём с чистого листа, — продолжает он дрогнувшим голосом.
Тут ей вспомнились слова Грановского. Обещание, которое давала ему. Насколько на самом деле прозрачнее отношения, если говорить правду в лицо. И хотелось бы так же с Богданом. Да поздно уже. Вопросов миллион. Только теперь не будет задавать их, не переживёт ответов честных, спать и есть потом не сможет. Достаточно наговорил.
— С чистого листа у нас не получится.
Богдан, то ли вздохнул, то ли выдохнул.
— Ну, хотя бы разговариваем спокойно. Сложно, когда ты в платье, только говорить.
— Прекрати, — на удивление твёрдо произнесла.
Мозг чуть отошёл и заработал в полную силу. Она получается бежала, Андрею уже конечно же доложили о её пропаже. Телефон на окне остался. Плевать, не хочет уезжать, они действительно
