Книга Полет Пустельги - Сергей Дмитриевич Трифонов

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95

медицинский факультет Берлинского университета, приобрела огромный профессиональный опыт, стала одним из высокооплачиваемых врачей. Она мечтала после войны выйти замуж за любимого человека, родить детей, а потом открыть собственную стоматологическую практику. Она была уверена, что благодаря ее связям от пациентов не было бы отбоя. Хойзерман поинтересовалась:

— Госпожа обер-лейтенант, а вы замужем?

— Нет, — ответила, улыбаясь Сизова, — не успела.

— Почему? Вы такая привлекательная.

Лена внимательно поглядела в глаза немки, раздумывая, понимала ли та, о чем спрашивала. Наверное, не понимала и говорила совершенно искренне. Откуда ей было знать про ту войну, которую прошла Сизова? Про голод и холод, грязь и вши, про вечное недосыпание, про смерть, косившую тысячи людей рядом с тобой. Про сгоревшие города и деревни, про концлагеря, в которые они входили, после чего не хотелось жить. Отведя в сторону взгляд, сдерживая накапливавшиеся слезы, ответила:

— Шла война. Было некогда думать о замужестве.

— Да? — удивилась Хойзерман. — Вы кого-нибудь убили?

Лена сделала попытку улыбнуться.

— Нет, я никого не убивала, даже не стреляла ни разу. Я служила военным переводчиком. Постоянно работала с немецкими военнопленными. Расскажите мне о Еве Браун.

Хойзерман ухмыльнулась, отбросила назад волосы.

— А про нее, собственно, и говорить нечего. Впервые к нам ее привел Шауб, главный адъютант Гитлера. Он очень неприятный человек. Заносчивый, надменный. Весь какой-то ненастоящий, рыхлый. Браун он представил своей хорошей знакомой. Это было в тридцать восьмом году. Только потом от профессора Блашке я узнала ее реальный статус. Браун была девушкой высокой, стройной, с хорошей фигурой, длинными ногами. Она знала свои достоинства и умела их выставлять напоказ. Ее миловидное лицо, правда, не представляло собой ничего особенного. Как говорят, пройдете мимо и не заметите.

— В вас не ревность говорит? — поинтересовалась Сизова.

— К кому? — искренне удивилась Хойзерман. — К Гитлеру? Это же смешно.

— Я, видимо, неверно выразилась, — поправилась Сизова, — я имела в виду, не завидовали ли вы ей? Ну, ее статусу, положению?

— Нет уж, простите. Меня вполне устраивало мое положение. Я никогда не стремилась к роли куртизанки. Хотя без труда могла бы ей стать. Поверьте, отбоя не было от лиц, занимавших самые высокие посты в рейхе, банкиров, бизнесменов. Браун всегда носила дорогие и самые модные наряды. Но, как однажды я заметила, на ней никогда не было драгоценностей. Думаю, фюрер не мог себе позволить, чтобы даже ближайшее окружение считало его мотом и транжиром. Фюрер должен был всем подавать пример скромности. И его любовницы тоже. — Хойзерман по-детски хихикнула и с явным удовольствием сказала:

— Думаю, это ее сильно раздражало. А вообще это была совершенно пустая, очень ограниченная и психически неуравновешенная особа. Все ее разговоры вертелись вокруг того, как она отлично покаталась на лыжах в Оберзальберге, какие замечательные массажисты поработали над ее нежным телом, как здорово она играла в теннис. Но Браун крайне болезненно переживала, что долгие годы Гитлер, по сути дела, скрывал ее от всех в своем имении в Бертехсгадене. Там она жила словно в дорогой клетке. Гитлер не разрешал ей приезжать в Берлин по ее воле. Мне несколько раз приходилось летать вместе с профессором Блашке в Бертехсгаден. Там мы лечили ей зубы. В отсутствие Гитлера она пила и кокетничала со всеми. Помню, однажды мы прилетели туда поздно вечером. Личный пилот Гитлера господин Баур попросил нас с профессором быстрее закончить свои дела. Он опасался, что Браун своей обычной навязчивой манерой общения с мужчинами вызовет очередные доносы охраны фюреру. А ему совсем не хотелось портить отношения с шефом.

Хойзерман неожиданно прервала рассказ, положила свою руку на руку Сизовой и с тревогой спросила:

— Госпожа обер-лейтенант, скажите, только честно, что со мной будет? Ходит столько слухов. Говорят, что русские эшелонами вывозят молодых немок в Россию и раздают их наложницами возвращающимся с фронта офицерам и солдатам. Это правда?

— Нет, это неправда, — Сизова рассмеялась, — в этом просто нет никакой нужды. Россия за время войны потеряла столько мужчин, что избыток женского населения у нас будет очень долго. И поверьте мне, в России много красивых женщин.

— Я в этом не сомневаюсь, — слова военной переводчицы, казалось, успокоили Хойзерман. — В ваших женщинах есть какой-то неуловимый шарм, которого лишены мы, немки.

К столу подошел подполковник Савельев и попросил разрешения присесть. Он переоделся. Грабин сделал ему замечание на тот предмет, что пора бы отвыкать от полевой формы. Старшим офицерам необходимо было носить повседневную форму с кителем. Немцы должны видеть победителей во всей красе. Новый китель с золотыми погонами, орденами и медалями, синие бостоновые галифе, зеркальной чистоты хромовые сапоги придавали Савельеву солидность, делали его старше своего возраста. Сизова по уставу встала, поправила ремень, одернула гимнастерку. Хойзерман тоже встала и сделала книксен. Грабин попросил чаю. Пока он недолго о чем-то по-русски говорил с переводчицей, Хойзерман, попивая вкусный чай, внимательно наблюдала за ними. Она своим женским чутьем безошибочно определила, что эти молодые и красивые русские неравнодушны друг другу.

Подполковник посмотрел на часы и через переводчицу обратился к Хойзерман:

— Старший лейтенант Сизова будет вас опекать. Сейчас восемнадцать тридцать. Мы, соблюдая служебные формальности, должны вас допросить. Часа через два вы будете на сегодня свободны. Завтра мы встретимся в десять утра. Если успеем рассмотреть все интересующие нас вопросы, вас завтра же отвезут домой.

Допрос проходил в кабинете Савельева. Присутствовали Грабин, военные переводчики Сизова и Иванов. Хойзерман удивило такое внимание к ее особе. Сизова попросила, чтобы в ходе допроса Хойзерман при описании зубов использовала не профессиональные термины, а порядковую нумерацию зубов. После обычных вопросов о персональных данных, родственниках, месте проживания и работы Хойзерман спрашивали о том, кто из руководителей рейха лечился у профессора Блашке и в какие годы, давно ли она знает Гитлера и Еву Браун, лечились ли они еще у каких-либо стоматологов. Помня о совете Сизовой давать искренние ответы в корректной форме, Хойзерман подробно отвечала на все интересовавшие офицеров вопросы. Она неожиданно для контрразведчиков назвала имя Фрица Эхтмана, зубного техника, изготавливавшего протезы для Гитлера и Евы Браун. Она указала адреса квартиры и мастерской Эхтмана.

Грабин приказал дежурному офицеру и младшему лейтенанту Иванову немедленно отправиться по адресам, найти и доставить Эхтмана. Хойзерман рассказывала, как осенью сорок четвертого года она с профессором Блашке выезжала в Восточную Пруссию, в Растенбург, где недалеко от города располагалась Ставка Гитлера. Они удаляли Гитлеру зуб. Но для этого вначале необходимо было распилить золотой мост в верхней части челюсти. Савельев держал перед собой акт судмедэкспертизы от 8 мая. Он прочитал: «Мостик в верхней

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95