Разумеется, этим приездом одновременно решались и какие-то свои политические вопросы, но я была безумно рада, что смогу встретиться с любимым дядюшкой, который подчас баловал меня больше отца и которого я очень любила. Король Аллирии не мог проигнорировать визит столь высокой персоны, и сейчас в храме на нашей свадьбе собрался весь цвет аристократии Аллирии и Ревны с монархами во главе.
— Ну что, пойдем? А то Этьен уже изнервничался, — хмыкнул отец.
— Пошли, — я протянула ему руку и только тут заметила, что она дрожит — я ведь тоже сильно волновалась, хоть и старалась этого не показывать.
Взяла со столика небольшой букет из белых и бежевых роз, перевязанный атласной лентой в тон моего платья. Здесь не приняты букеты невесты, но кто сказала, что я не могу стать законодательницей новой традиции?
Отец взял мою руку и положил на сгиб своего локтя, а Лея подняла шлейф платья, готовясь торжественно шествовать за мной к алтарю.
Когда мы вышли из небольшой комнаты, где невесты ожидали своего часа, у меня дрогнули поджилки — столько людей собралось в храме! Хорошо, отец крепко поддерживал меня под руку и вселял уверенность одним своим присутствием.
Все расступались, освобождая нам дорожку, а на хорах запели нечто красивое и проникновенное.
Я увидела впереди Этьена, у которого при взгляде на меня явно перехватило дыхание, а в глазах плескались восторг, ожидание и. облегчение? Неужели он боялся, что я могу к нему не выйти?
Когда мы подошли вплотную к алтарю, отец передал мою руку жениху, а мы так и застыли, глядя друг другу в глаза.
Я выходила замуж уже дважды — по разу в этой и той жизнях, но, как это ни странно, именно сейчас по-настоящему поняла смысл и духовную наполненность этого события: я выходила за мужа, за человека, который станет моим партнером и опорой до конца жизни и, возможно, даже в других жизнях, ведь сейчас свяжут наши души, и я почему-то уверена, что у людей, которые действительно предназначены друг другу эта связь не прерывается и после смерти. И возможно, в других жизнях и воплощениях она послужит путеводной звездой, которая притянет эти души. Раньше я была далека от мистики, но, попав в другой мир, на многие вещи стала смотреть иначе.
Все эти мысли пролетали у меня в голове, пока настоятель произносил обязательные в таких случаях слова. И когда он задал самый главный вопрос, мы с Этьеном ответили:
— Да!
— Я люблю тебя, Ани, — прошептал в губы уже мой муж прежде, чем поцеловать.
— И я тебя, — ответила я сердцем.
Настоятелю пришлось кашлянуть, чтобы вернуть нас в реальность, а в первом ряду хохотнул мой братец. Ну ничего, когда он сам будет жениться, тогда я ему это припомню! А еще припомню, как все это время он рьяно стоял на страже моей нравственности. Вот честно, это я ему припомню отдельно и со вкусом!
А потом наш немаленький кортеж ехал на празднование в особняк Этьена, и горожане чествовали нас с монархами так, будто это была не свадьба, а коронация! И неудивительно: в честь свадьбы Этьен распорядился разместить на всех площадях города бочки с вином и закуской, а каждому ребенку выдать пряник, кулечек с конфетами и нис[1].
Праздник получился веселым, но утомительным из-за обилия поздравлений и разных традиционных условностей. Быть постоянно на виду и держать лицо оказалось не так просто, но полные тепла и гордости взгляды отца и дяди-короля очень подбадривали, а постоянное присутствие рядом Этьена и его предупредительность вселяли уверенность в себе и придавали сил.
Воспользовавшись удачной минуткой, я все же сбежала в туалетную комнату и вздохнула, опершись на стену, мечтая продлить мгновения отдыха от чужих глаз как можно дольше. Но я не могла себе позволить скрываться слишком долго, а потому выдохнула, расправила плечи и вышла.
— Ани! — тут же наткнулась я на Этьена. — Пошли! — его глаза так озорно блеснули, что я заподозрила, что пойдем мы отнюдь не за стол.
— Куда?
— А вот это секрет! Я тебя похищаю! — улыбался он, а потом подхватил меня на руки и куда-то понес. — Нам нужно торопиться.
— Куда?! Стой! Да стой же ты, сумасшедший! — расхохоталась я, когда он еще и чмокнуть меня в нос на бегу умудрился.
— Увидишь! — Внезапно мы оказались на улице, а потом в крытой карете. — Это чтобы не привлекать лишнего внимания, — и поцеловал так, что голова закружилась.
Глаза его были такими голодными, что я заподозрила, что меня похищают для вполне определенных целей. И... была этому только рада.
Но каково же было мое удивление, когда поняла, что наш экипаж остановился на главной площади, где сейчас как раз проходил тот самый конкурс цветов! Я непонимающе посмотрела на Этьена, а он выскочил из кареты и снова подхватил меня на руки и понес к какому-то дядечке с постным лицом, который сидел чуть в стороне за массивным столом и что-то записывал в большую толстую книгу. Рядом непонятно откуда появились улыбавшиеся Мовельдик и Карделия, которые явно сдерживались, чтобы не кинуться нам на шеи с поздравлениями.
— Вот! Запишите, это та самая создательниц Розы Ревны, которую мы доставили на конкурс утром, — первым делом произнес Мовельдик.
Кажется, у писаря отпала челюсть и случился легкий шок, потому что он приступил к своим обязанностям отнюдь не сразу, и ошарашенно переводил взгляд с меня на мужа, потом на Мовельдика, и так по кругу.
— Ну что же вы?! — вмешалась и Карделия. — Создательница Розы Ревны — это теперь уже графиня Аника Ремингем. Мы же вам обещали, что создательница придет, и поклялись Пресветлым, чтобы вы выставили ее работу вместе со всеми.
Представленные образцы цветов оценивали известные в этой сфере ценители и простые люди, которые приходили ими любоваться. При входе каждому человеку выдавалось по три жетона, которые они могли оставить в копилке рядом с наиболее понравившимися цветами. И после подсчета жетонов создателю присуждался приз Зрительских симпатий. Эксперты же отдавали голоса при помощи иных жетонов и присуждали места согласно их количеству.
— Д-да-да, — наконец, отмер мужчина и, умудрившись ни разу не отвести от нас с Этьем взгляда, записал мое имя и, прокашлявшись, предупредил: — Уже совсем скоро объявят результаты. Попрошу вас далеко не отходить.
Мы отправились смотреть работы, представленные на конкурсе, и я только диву давалась таланту и фантазии их создателей. Цветы поражали разнообразием, красотой и необычностью. Правда, некоторые откровенно изумляли. Я все могла понять, но вечно умирающий фикус — это нечто. Он на глазах то усыхал до состояния сена, то вновь наполнялся силой и становился зеленым и сочным.
Моя же роза отличалась размером бутонов, которые фосфоресцировали, и это сияние было хорошо заметно даже днем. Вечером они испускали рассеянный свет, который освещал пространство, словно небольшие фонарики. А еще роза имела очень приятный тонкий аромат, который становился более насыщенным после заката, и пугалась, отклоняя бутон, если кто-то пытался ее потрогать, и если двигать над ней рукой, то создавалось впечатление, что бутоны танцуют.
