Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
— Это действительно так? — спрашивает мистер Говорун.
— Ага. Но никому не рассказывайте, — говорю я, прижимая указательный палец ко рту.
Он улыбается.
— И как у тебя дела?
— Хорошо. У меня новое хобби, — говорю я, хлопая в ладоши. — Рисовать обезьян. Вы любите обезьян?
— Э-э, не очень. Но они мне не противны.
— Мне кажется, они лучше всех. Я оставила вам свои рисунки перед вашим отъездом. Вы их получили?
— Получил, спасибо.
— Там был гиббон, резус и орангутанг.
— Да, Долли, рисунки великолепные.
Я сбрасываю туфли и сажусь в кресле по-турецки.
— А что тебе в них больше всего нравится, в обезьянах? — спрашивает он.
— Они смешные, — говорю я. От возбуждения у меня дрожат руки.
— Да, они забавные, — соглашается он, — но они еще и умные. Их чувства меняются, когда они ошеломлены или смущены, как у людей. И если они напуганы, они прижимаются друг к другу.
— А я прижимаюсь к Раннер, когда мне страшно.
— Почему к Раннер? — мягко спрашивает он.
— Ну, она сильная и рассудительная. И…
— И? — говорит он так, будто хочет помочь мне.
Я поднимаю стиснутые кулаки.
— Она умеет боксировать, пинать и рубить! — кричу я, изображая супергероя и вызывая у него смех. — Пока вы были в отпуске, Раннер пришлось защищать меня, когда я была в Дрессировочном доме.
— Ты выходила в Дрессировочном доме? — обеспокоенно спрашивает он.
— Ага, и подружилась с одной девочкой, Пой-Пой. Только Раннер и Алекса наблюдали за нами, пока мы играли, потому что там опасно.
— В каком смысле, Долли?
— Ну, понимаете, этот человек, Навид, он делает плохие вещи с девочками. Некоторые из нас считают, что лучшая подруга Алексы, Элла, любит его, только мы еще не уверены. Но Алекса люто ненавидит его, она называет его опасным и жестоким.
— Долли, а где этот дом? — спрашивает он.
— Долли?
У меня дрожат колени, как будто я сделала что плохое.
— Долли?
Раннер отшвыривает меня с дороги, в ее глазах гнев и злоба.
— Только не делай вид, будто тебе есть до нас дело, — предупреждает она, резко вставая. — И хватит допрашивать Долли.
Он дергается.
— И поостерегись, capisce?[33] Не забывай, док, я все вижу.
Глава 59. Дэниел Розенштайн
Алекса Ву. 8 января.
Только что закончился сеанс с Алексой. У меня — вторичный травматический стресс. Работа с ней оказывается сложной и вызывает беспокойство. После сегодняшнего обсуждения я чувствую себя больным, как будто меня швыряли во все стороны, кажется, что голова вот-вот взорвется. Было слишком много переключений. Сегодня здесь присутствовали три альтер эго: Онир, Долли и Раннер. Когда власть взяла Раннер, она заявила, что «все видит». Она твердо верит в то, что я допрашиваю Долли, и угрожает мне. Ее презрение было возмутительно.
Переключение между идентичностями ускоряется, и трудно точно понять, что может мне прилететь, отсюда и мой вторичный травматический стресс. Я стал бояться за свою безопасность и за безопасность Алексы.
В то время как диссоциативная фуга уменьшается, потеря времени остается существенным фактором. В последнее время личности выходят наружу с такой скоростью, что Алекса, как я подозреваю, теряет контроль и над ними, и над их действиями. Сегодня на лице Алексы я заметил диссоциативный транс (у нее был мертвый взгляд), и это сильно обеспокоило меня. Похоже, временами она обесчеловечивается: например, она ничего не чувствует, у нее отсутствуют эмоции и эмпатия. Это приводит меня в замешательство. Главным образом потому, что она близка к тому, чтобы совершать поступки из ярости — как сегодня, к примеру, Раннер, которая, между прочим, поступила подло.
Заново осмыслить: политику сдерживания для Алексы (особенно для Долли), безопасность и возможное вмешательство. Может, мне стоит увеличить дозу ее лекарства?.. Привлечь Анну, ее мачеху, как предлагает Мохсин?
Или ей нужно оставаться активным участником?
Эти быстрые, в пределах нескольких минут, переключения с обычной личности на соблазнительницу, на убийцу приводят меня в ужас. Всем нам грозит опасность.
Глава 60. Алекса Ву
Я кладу свой фотоаппарат на сосновый комод.
— А что, если вы обе сядете на кровать? — говорит он. Взгляд у него застывший.
Я беру Пой-Пой за руку и сжимаю ее. Я вижу, что Навид украдкой смотрит на белую майку Эллы — облегающую ее грудь без бюстгальтера плотнее, чем обычно, — на высокие каблуки ее туфель, на которых она выглядит на пару дюймов выше, чем полгода назад. Элла встряхивает завитыми волосами и наклоняется, чтобы поправить ремешок на туфле, при этом ее юбка лезет вверх, как флаг на флагштоке. Так она подбивает его на восхитительный риск, зная, сколь сильно это ему нравится. Он улыбается и гладит Эллу по щеке.
— Мне нравятся твои туфли, — говорит Пой-Пой.
— Спасибо, — говорит Элла, — они новые.
— Приглуши немного. — Навид указывает на дрянной пластмассовый CD-плеер.
Не спуская глаз с Эллы, которая уменьшает звук музыки, он берется за штатив фотоаппарата, удлиняет ножки так, чтобы он был вровень с кроватью. Элла теребит одинокую прядь. Неужели она флиртует? Интересно, а он обратил внимание на ее нервный смех? На подрагивание ее верхней губы? Я же знаю, что это означает: она взволнована или напугана. Изгиб ее спины намекает на секс. Она играет? Или все это всерьез?
Навид упирает руки в бока, он сосредоточен. Он проводит языком по губе. Пой-Пой прыгает на кровати.
— Я тоже хочу новые туфли, — заявляет она.
Никто ей не отвечает.
Я думаю о том, что объектив, разделявший меня и мир, всегда служил защитой от чего-то большего, чем физическая опасность. Он действовал как щит, давал возможность бороться с болезнью и оберегал от ужасных вещей: демонстраций, скорбящих матерей и семей, вынужденных покидать свои дома. На мгновение меня охватывает беспокойство: а вдруг та самая штука, что утоляла боль от моих усилий, теперь будет использована против меня.
Навид тыльной стороной ладони вытирает лоб.
— Ну вот, — наконец говорит он. — Можно отправляться.
Элла улыбается.
«Можно отправляться».
«Отправляйся медленно».
«Идти прочь? Нет».
«Да, иди».
«Иди, иди, иди».
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
