— Не порвется? — спросила я, протягивая руку к своему артефакту. И тут он посмотрел мне в глаза. От его взгляда стало нечем дышать. Казалось, что он кинется сейчас на меня и сожрет прям здесь, на месте, словно изголодавшийся зверь. И тут его взгляд изменился, на лице отразилась гримаса ярости и презрения. Да что с ним происходит? Почему такие метаморфозы?
— Нет, — неожиданно грубо ответил он мне, — надевай его и не смей снимать амулет при мне, пока я не позволю.
— Что? — возмутилась я. — Вас забыла спросить, когда и что мне снимать!
— Что, не терпится ноги перед кем—то раздвинуть снова? Понимаю, зов плоти! — после этих слов он посмотрел на меня, как на один из отбросов общества.
— Не Ваше депо, чем я занимаюсь в свободное время! Я пока не Ваша жена, и меня бесит, что Вы так себя ведете, хотя не имеете на это никакого права. — нахамила я ему, меня просто раздирало от возмущения. Я, и ноги раздвигать? Вот же гад, по себе судит!
— Интересно… не подскажешь мне, дорогая моя девочка, когда я успел—то права потерять? — вроде бы тихо спросил, но мне что—то стало не по себе. Чувствую, что я подошла к опасной черте, когда нужно сбавить обороты, но дурная черта заразительна. Плюнув на инстинкт самосохранения, я, как моя подруга Ирика, стала продолжать вдохновенно хамить, а попросту — срывать на нем всю злость, что накопилась.
— Три года назад! — выплюнула ему в лицо, хотя понимала, какую я сейчас несу чушь. На мне его метка, я его пара, какая, к черту, свободная, и какие у меня есть права?
— Три года назад, говоришь? — посмотрел он на меня, и его глаза опасно сверкнули, он усмехнулся. А мне ой как не понравилась его ухмылочка. — У тебя неверные данные, как раз три года назад я получил полное право на тебя.
— На тело, и только! — вырвалось у меня.
— Опять ты ошибаешься, я имею полное право на тебя. И не только на твое тело, но и душу. — сказал он мне и протянул ладонь, на которой проявился голубой лотос. Тьма! Не может быть! У меня от ужаса перехватило дыхание. — Что, дорогая, забыла, как дышать, от восторга? — продолжал издеваться он.
— И что ты собираешься с этим делать? — я как можно спокойней задала вопрос, а саму трясло от страха, я понимала, что теперь я полностью в его власти.
— Все зависит от тебя: будешь хорошей девочкой, которая не будет злить меня, все будет хорошо, а если выведешь меня из себя, не обессудь, я, не задумываясь, проведу обряд подчинения. Ну, так как, будешь послушной? — испытующе посмотрел он на меня.
— А что в Вашем понятии «быть хорошей девочкой»? Вы, конечно, извините, что интересуюсь, а то вдруг, наши понятия расходятся, и я случайно Вас расстрою. Не хочется пострадать из—за банальных расхождениях во взглядах. — взяв себя в руки, постаралась выразить свои мысли как можно спокойнее.
— Хорошо, первое, что от тебя требуется — это перестать позволять себе вольности с мужчинами, никто, кроме меня, не имеет права к тебе прикасаться. Второе, для тебя самое легкое, тем более, я уже проверил, ты прекрасно с этим справишься. — раздевающим взглядом прошелся он с головы до ног. Было понятно, что он имел в виду, но ради собственной безопасности я все—таки решила уточнить.
— Я не совсем поняла свои функции по второму пункту.
— А что тут не понятного? Будешь меня ублажать, ведь для тебя это уже не ново, судя по твоему опыту, который ты успела мне продемонстрировать недавно. — вот так и знала! Мое любопытство и любовь к экспериментам выйдет мне боком! Нуда ладно, сделаем вид, что он прав в своих суждениях обо мне, сюрприз будет. Но за хамство отомщу!
— И Вас не будет беспокоить то, что мне будет противно это делать? — от услышанного он дернулся, как от удара.
— Ничего страшного, переживу и это. — зло сквозь зубы ответил он. — А ты, дорогая, готовься, в течение двух недель мы проведем брачный обряд. Теперь иди на разминку и помни о нашем уговоре. Если я еще раз увижу твой флирт с другими мужчинами, то сама знаешь, чем для тебя это закончится. И, да, чтобы избежать твоих дальнейших вопросов, мне плевать, что ты ко мне чувствуешь, твое дело — меня ублажать и рожать наследников, другого от такой, как ты, мне не нужно. И в любви нимфы я не нуждаюсь, слишком она ненадежна. — он пронзил меня убийственным взглядом и тут же отвернулся.
Мне дважды повторять не пришлось, я резко развернулась и побежала на дорожку. Все занятие я старалась не думать о нашем разговоре, но сердце просто разрывалась от боли. Любви моей ему не нужно! Да я сама всем сердцем желаю больше этого не чувствовать! Тьма первородная, что меня ожидает? Постоянно находиться в напряжении и бояться, что ему что—то не понравиться? Или изнывать от любви к нему, корчась от боли, видя его презрение? Нет, я не выдержу этого, у меня есть только один выход — избежать этого ада. Пусть это можно назвать практически смертью для нимфы, но выхода он мне не оставил!
***
Глюк
— Слушай, я что—то не пойму? Судя по ауре, они друг друга любят, но делают друг другу больно. — недоумевал мой вынужденный подельник.
— Знаешь, я сам в любви как—то не силен, но, сдается мне, что тут что—то неправильно, нужно в библиотеку наведаться, прочитать, что там про любовь пишут, чтобы хоть понять, что это за чувство такое на самом деле.
— Верно, я тоже в этом профан, — согласился со мной вражина.
— Вот, наконец, я услышал от тебя, старый перечник, что ты чего—то не понимаешь! — обрадовался я.
— Так и ты в этой области не особо разбираешься, плесень столетняя. — обиделся он.
— Ладно, согласен, я тоже в этом ничегошеньки не пойму, как—то при жизни было не до любви. — решил не продолжать бесполезный обмен «любезностями».
— Ну да, и мне тоже. — в очередной раз согласился он со мной. — Так что, в библиотеку?
— He—а, сначала адепта Лина на два дня выведем из строя, чтобы не мешал нам. — дал ему наводку на нашу жертву.
— Ты прав, нам же сказали, чтобы мы оберегали девочек, а запрета, как мы это будем делать, никакого не делали. Посему мы вольны в своих действиях. — обрадовался старче, что можно немного пошалить.
Мы подождали, пока адепты закончили разминку, далее они пошли на полосу препятствий. И как только наша жертва встала на бревно, я незаметно сделал так, чтобы он якобы запнулся и упал, при этом благополучно вывихнул ногу.
— Вот, два дня в лазарете ему обеспеченно, — обрадовался я своей проделке.
— Маловато будет, — ответил мой подельник, тут же шатающийся мешок упал на голову и без того пострадавшему адепту.
— Ты что творишь, мокрушник! — возмутился я.
— Да не переживай, жив он, но не здоров, я всего лишь сотрясение ему обеспечил, не сильное, так что на четыре дня о нем можно забыть. Ты же помнишь, в таких делах я ас! — конечно, помню, на себе испытал, и не раз, его умение при жизни.
— Ладно, пока перемена не началась, у нас есть время для изучения чувства под названием «любовь», о котором столько все говорят. Тем более, пробел в знании нужно восполнить.
