— Мы запустим в пруды экзотических рыб.
— Как пожелаешь.
— А мама каждую весну будет устраивать в саду приемы с бумажными фонариками, развешанными вдоль аллей, ведущих к реке.
— Но не этой весной, — уточнил Люк. — Только через несколько лет, когда сады наберут силу.
— А пока мы можем помечтать, — проговорила Брай. — Вон там мы будем любить друг друга. — Она указала на полянку из диких гераней.
— И там. — Он указал на поляну рододендронов.
— В пруду?
— В одной из аллей, — ответил Люк, сдвинув палец.
— Это уже лучше.
Смеясь, Люк скатал чертежи и, бросив их на пол, сел и усадил Брай между своих расставленных ног.
— Вчера вечером ты долго разговаривала с матерью, — произнес он. — О чем?
— Мы говорили о многих вещах. Нам обеим это было необходимо. Странно, что я могла так сильно любить ее и совсем не понимать. А как насчет твоей матери. Люк? Когда ты познакомишь меня с ней?
— Ты этого хочешь?
— Конечно, хочу, — обиженно ответила она. — Почему бы мне этого не хотеть?
— Я говорил тебе, кто она, Бри.
— Ты говорил, чем она занимается. Я хочу познакомиться с твоей матерью, Мэри Кинкейд. Ты ведь не стыдишься ее?
— Нет! Но я бы понял тебя, если бы ты не захотела с ней встречаться.
— Я хочу. Но вдруг она решит, что я не очень хороша для тебя? Она может подумать, что я вышла за тебя замуж исключительно ради денег.
— Вряд ли меня можно было назвать богатым человеком, когда я женился на тебе.
— Но ты богат сейчас. Или будешь богат, когда расскажешь моей матери, что все, унаследованное ею, по праву принадлежит тебе.
— Меня не волнует, если она все растратит. Бри.
— Но она может снова выйти замуж!
— Если такое случится, тогда и объясним ей, что к чему. А сейчас это не имеет значения. Моя мать удовлетворена, что Оррин оказался Уолтером Уингейтом. Со временем она заставит людей снова уважать Конрада. А сейчас ей не терпится встретиться с тобой.
— Правда?
— Так она пишет. Не будем откладывать вашу встречу на долгий срок
— Ты хочешь сказать, что мы поедем в Нью-Йорк?
— Я надеюсь, что она приедет сюда.
— Люк! — Брай повернулась и постучала пальцем по его груди. — Как давно ты знаешь об этом?
— Со вчерашнего дня. Ее письмо пришло с той же почтой, что и письмо Адди.
— И ты говоришь мне об этом только сейчас?
— Вчера ты была занята разговором с матерью. Моя новость могла подождать.
— Но сегодня утром…
— Сегодня утром я не думал о матери. — Люк заключил Брай в объятия. — Тебе не хочется?..
Брай кивнула прежде, чем он договорил.
— Все время хочется, — ответила она. — Просто неприлично, как часто мне этого хочется.
— Тогда давай займемся приличными вещами.
Эпилог
Карета мирно катила по дороге, оставляя за собой облако пыли. Путь из Чарлстона в «Хенли» не был гладким, и время от времени колеса, попадая в колею, заставляли пассажиров подпрыгивать на своих местах. Чтобы не стукнуться головой о потолок, они крепко вцепились в мягкие сиденья.
— Вы оказали нам большую услугу, позволив сесть в вашу карету, — проговорила Мэри Кинкейд. — Мы горим желанием поскорее увидеть сына. Мы могли бы простоять на дороге несколько часов, если бы вы не предложили нам свою помощь. — Ее серые глаза были полны благодарности, когда она протянула руку мужчине, сидевшему напротив нее. — Я Мэри Кинкейд. А это мои сестры. — Она улыбнулась. — Во всяком случае, по духу.
Все шесть женщин одарили своего доброго самаритянина ослепительными улыбками, очень похожими на улыбку Мэри. Две из них были рыжеволосыми, три — брюнетками, а у Мэри Кинкейд волосы были цвета горького шоколада Их улыбки были открытыми, дружелюбными и слегка кокетливыми, несмотря на тот факт, что он путешествовал с женой.
— Ни моя жена, ни я не имели ни малейшего намерения оставлять вас на дороге. Ваше присутствие служит для нас хорошим предзнаменованием.
— Наше? — спросила Лиззи, поправляя кокетливую шляпку так как страусовое перо на ней, колыхаясь, щекотало ей щеку.
— Предзнаменованием? — спросила Ливия, подбирая юбки, чтобы Мэгги на них не села.
— Хорошим? — спросила Маделин с недоверием в карих глазах.
— Как такое может быть? — одновременно спросили Лаура и Нэнси.
Хорошенькое личико Мэри Кинкейд приняло извиняющееся выражение, хотя уголки ее рта растянулись в кривоватой усмешке.
— Пожалуйста, извините нас. Мы чрезмерно любопытны, как и все женщины. Просто ваше замечание нас удивило.
В карете было слишком тесно, но мужчина быстро решил этот вопрос, посадив жену себе на колени. Это вызвало нежный смех, обмен понимающими улыбками, и, что наиболее примечательно, со стороны женщины, сидевшей у него на коленях, не последовало ни единого возражения.
— Вы когда-нибудь слышали о тайне Гамильтонов и Уотерстоунов? — спросил он.
— Кажется, я слышала, — протянула Мэри. — Что-то, связанное с сокровищами. Мой сын писал мне об этом.
— В самом деле? Значит, вы знаете о «Семи сестрах»? — Он внимательно оглядел всех женщин странным загадочным взглядом, но так и не смог понять, что привело их в замешательство.
— Возможно, вам следует объясниться, — осторожно попросила Мэри. — Маловероятно, что мы знакомы с теми «Семью сестрами», о которых вы говорите. — Она даже представить себе не могла, что он может говорить о пользующемся дурной славой борделе в Нью-Йорке под тем же названием.
Он продекламировал:
— Семь сестер с проклятием над ними,
Семь сестер в полном одиночестве,
Одна прекраснее другой,
Но каждая с сердцем, холодным, как камень.
Наступила тишина. Лиззи первой нарушила ее:
— Не очень-то лестно, не так ли?
Мэгги кивнула, но заметила:
— Там говорится, что одна была прекраснее другой.
— Он не говорит о моем сердце, — вступила в разговор Нэнси. — Готова поспорить, что вы не найдете сердца теплее моего.
Мужчина почувствовал, как все Взгляды устремились к нему.
— Возможно, тебе следует объяснить, — обратился он к жене.
— Я тоже так думаю. — Обняв мужа за шею, она посмотрела на женщин. Ее хорошенькое личико было оживленным, темные глаза сверкали. — Семь сестер — это семь драгоценных камней. Вот почему их сердца были холодными, как камни. Вообще-то это загадка, которая вводит в заблуждение и интригует. Мой муж разгадал загадку Гамильтонов. В последних ее строках говорится, что, когда все сестры объединятся, они будут посажены на их трон.
