23 ч. 41 мин.
Техник поверхностного эхолота оторвался от графика, вычерчиваемого самописцем прибора.
— Они опять движутся.
— Пошли вниз? — спросил Горов.
— Так точно.
Динамик-пищалка на потолке заговорил голосом мичмана из торпедного отсека на носу лодки. Мичман торопился: что-то, видно, в самом деле, очень срочное.
Берясь за шейку висящего над головой микрофона двумя пальцами, словно бы это была скользкая змея, Горов бросил в амбушюр:
— Выкладывайте.
— Течет на палубу, капитан. И уже не какие-то граммы. Вылилось уже много, литр, может, два. А носовая переборка потеет по всему шву, от самого верха до палубы.
— Никак нет. Все с ними в порядке.
— Все, как обычно. Никаких подозрительных шумов или стуков не прослушивается.
— Связь с вами через десять минут, — закончил разговор капитан и выпустил микрофон из рук.
23 ч. 42 мин.
Местами туннель настолько сужался, что лучи галогеновой лампы отражались от льда, и эта игра света на холодных кристаллах как-то отвлекала от мыслей о заточении, и само оно переживалось не так остро, как тогда, когда кругом царил непроглядный мрак.
Мысли Риты метались между прошлым и настоящим, между смертью и жизнью, между храбростью и трусостью. Она все ждала, что вот-вот, с минуты на минуту сумятица в ее душе как-то уляжется, но смута сознания только нарастала и становилась все сильнее.
Стайка вразброс растущих деревьев на утесе, выступающем по-над вьющейся в горах дорогой из холмистого склона. Конечно, реденький этот лесок — никакая не густая чаща, но все-таки он, быть может, хотя бы немного попридержит лавину, затормозит ревущий стремительный поток: как-никак вечнозеленые деревья, высокие, стройные, стволы мощные, лес, видимо, старый. А потом белый прибой рухнул на эти могучие деревья, и толстые стволы сломались, как зубочистки или спички. Мать вопила, плакала, причитала, отец кричал, а Рита глаз не могла оторвать от валящейся сверху снежной волны метров в тридцать высотой, нет, выше, больше, она растет, уходя в зимнее небо и пропадая в нем, огромная, неохватная взглядом, как лик божий. Колесница Джаггернаута, сметающая на своем пути все. Джаггернаут достал «Ауди», отшвырнул автомобиль на несколько метров, протащил его поперек шоссе, залезая под капот и заметая кабину сверху, потом перебросил машину через ограждение и закинул ее в кювет. Вокруг всеокутывающая всепокрывающая белизна. Автомашина переворачивается, потом еще раз, еще раз, потом скользит вбок, вниз, вниз, наталкивается на дерево, скользит юзом, потом еще быстрее соскальзывает вниз, уносимая вновь великой снежной рекой, ударяясь изо всей силы об ее берег, потом еще один удар, еще, еще. Ветровое стекло продавливается вовнутрь кабины, и тут вдруг наступает, нет, обрушивается спокойствие и безмолвие, — тишина такая, что тише, чем в заброшенной, пустынной, давно позабытой церкви.
Рита вырвалась из воспоминаний, издав бессмысленный, жалостливый — и жалкий — звук, не то сдавленный вопль, не то визг.
Сзади ее нагнал Джордж Лин.
23 ч. 43 мин.
На отметке в сто пять метров, преодолев лишь половину расстояния до «Ильи Погодина», Харри засомневался: да сумеют ли они одолеть всю эту дорогу? Успеют ли вовремя? Он осознавал невероятное давление толщи воды, особенно потому, что барабанные перепонки его готовы были лопнуть. Рокот собственной крови, перекачиваемой бедным его сердцем по артериям и венам, был подобен грому. Ему казалось, что он слышит какие-то далекие голоса, какие-то сказочные слова, произносимые этими волшебными голосами. Но они не сообщали ничего осмысленного, и он счел, что по-настоящему беспокоиться надо будет тогда, когда он начнет понимать, что именно говорят ему эти неведомые голоса. Еще он пытался вообразить, на что это будет похоже, если субмарина, которая, подобно ему, подвергается чудовищному давлению, тоже расплющится. Или, если он сам, не выдержав нажима многотонной водной толщи, будет раздавлен и превратится в плоский, разлезающийся блин из плоти, костей и крови.
Несколько раньше, вещая на коротких радиоволнах, лейтенант Тимошенко гарантировал успех затеи, приводя целый ряд доказательств по этому поводу. Харри запомнил кое-какие факты и теперь то и дело повторял про себя: озеро Маджоре, 1961 год, швейцарские и американские водолазы опустились на глубину двести тридцать метров, они пользовались аппаратом скуба. Лаго-Маджоре: двести тридцать метров. 1961 год. Водолазы из Швейцарии и США. В 1990-м году, имея более современное снаряжение, русские водолазы опустились глубже, чем... забыл. Но глубже, чем на озере Маджоре. Швейцарцы, американцы, русские... Нет, это можно провернуть. Может получиться. У хорошо оснащенных, профессиональных водолазов, может, и получилось бы. Сто двадцать метров.