41
Хотя я чувствовала себя в полном порядке и была готова с головой погрузиться в работу, отдел кадров настоял на «поэтапном» возвращении в строй, заставив меня следующие несколько недель работать только в первую половину дня. Им же хуже – если они решили платить мне полный оклад за частичную занятость, то это их дело. В мою первую пятницу после возвращения, под конец моего укороченного рабочего дня, я впервые с понедельника встретилась с Рэймондом.
Все это время мы общались исключительно электронным образом. Предыдущий вечер я провела в интернет-поисках. Находить информацию оказалось просто. Может быть, даже слишком просто. Я распечатала две газетных статьи, прочитав одни лишь заголовки, и положила их в конверт. Я знала, что Рэймонд уже обнаружил их раньше, но для меня было важно выяснить все самой. Это была моя история, а не какого-то другого человека – по крайней мере, из ныне живущих.
По моей просьбе мы встретились в кафе, чтобы когда я буду читать эти статьи впервые, он был рядом. Я слишком долго пыталась справляться в одиночку, и ничего хорошего из этого не вышло. Иногда просто нужно, чтобы кто-то находился возле тебя, пока ты преодолеваешь трудности.
– Я чувствую себя каким-то шпионом, – сказал Рэймонд, глядя на лежавший между нами запечатанный конверт.
– Твои шансы сделать карьеру в этой сфере равны нулю, – заметила я.
Он вопросительно поднял бровь.
– У тебя слишком честное лицо, – объяснила я, и он улыбнулся.
– Ну что, готова? – спросил он, вмиг посерьезнев.
Я кивнула.
Коричневый конверт формата А4 я позаимствовала из офисного шкафчика. Как и бумагу. Мне за это было немного стыдно, особенно из-за того, что Боб, как я теперь знала, был обязан включать такие вещи в список текущих расходов. Я было открыла рот, чтобы рассказать Рэймонду, сколько денег тратится на канцтовары, но он поощрительно кивнул в сторону конверта, и я поняла, что это дело больше откладывать нельзя. Я распечатала конверт и показала Рэймонду, что внутри лежат две страницы формата А4. Рэймонд подвинулся ближе, наши тела соприкоснулись, мы сидели плечом к плечу, словно одно целое. Я ощутила тепло и силу и с благодарностью вбирала их в себя.
Я начала читать.
«Сан», 5 августа 1997 года, вторая полоса
«Красивая, но кровожадная» детоубийца «всех нас одурачила», говорят соседи
«Мама-убийца» Шэрон Смит, 29 лет (на фото), по сообщениям соседей, последние два года жила на тихой и спокойной улочке Мейда-Вейл, прежде чем намеренно совершила поджог, обернувшийся трагедией.
«Такая красивая молодая женщина и всех нас одурачила, – сообщила нашему корреспонденту одна из соседей, пожелавшая остаться неизвестной. – Ее малышки всегда были наряжены, очень культурно выражались. Все говорили, что они чудесно воспитаны. Но со временем стало заметно, что в этой семье что-то неладно. Казалось, эти детишки всегда были напуганы. Иногда у них появлялись синяки, из их дома то и дело доносился плач. Она постоянно куда-то уходила из дома, и мы все думали, что у детей есть няня, но сейчас, после всего, что произошло… Как-то раз я заговорила со старшей девочкой, ей было лет десять. Но ее мама бросила на нее такой взгляд, что девочка вся затряслась, задрожала, как маленькая собачка. Мне даже думать страшно, что с ними происходило за закрытыми дверями».
Вчера полиция подтвердила, что причиной рокового пожара стал поджог.
Десятилетняя девочка, имя которой мы не можем назвать из юридических соображений, в настоящее время находится в больнице в критическом состоянии.
Я посмотрела на Рэймонда. Он посмотрел на меня. Какое-то время мы сидели молча.
– Ты ведь знаешь, чем все закончилось, да? – тихо и ласково произнес он, глядя мне в глаза.
Я вытащила вторую статью.
«Лондон Ивнинг Стандард»,
28 сентября 1997 года, девятая полоса
Последние новости об убийстве на улице Мейда-Вейл: двое погибших, сироте удалось выжить
Сегодня полиция подтвердила, что тела, найденные на месте пожара, случившегося в прошлом месяце в доме на улице Мейда-Вейл, принадлежат Шерон Смит (29 лет) и ее младшей дочери Марианне (4 лет). Старшую дочь, Элеанор (10 лет), сегодня выписали из больницы. По словам врачей, выздоровление ребенка после ожогов третьей степени и ингаляции дыма было «настоящим чудом».