Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Кэтрин через плечо обернулась ко мне:
– Где Стив?
– На севере.
Она поморщилась и вернулась к работе. Том снова закашлял, негромко, но несколько раз кряду. Док взглянул на него.
– Ляг на место, – сказал он резко.
– Со мной все в порядке, Эрнест. Не обращай на меня внимания.
Док уже повернулся к нему спиной. Он склонился над Мандо. Глаза его глядели с таким отчаянием, будто все искусство, которое передал ему отец, тут бессильно.
– Нужен кислород.
Постучал Мандо по груди – глухой звук. Мандо задышал чаще.
– Надо остановить кровь, – сказал Док.
Ветер завывал все громче, дом гудел, я почти не разбирал слов.
– Введем другую трубку в рану…
Том спросил Габби, что произошло, Габби в двух словах объяснил. Том ничего на это не сказал. Ветер на время смолк, я услыхал, как лязгают ножницы у Дока в руках. Он утер со лба пот.
– Держи. Так. Опускай другой конец в банку и быстро давай ленту.
– Лента.
Что-то в тоне ее голоса заставило Дока вздрогнуть и с горькой улыбкой взглянуть на Тома. Том улыбнулся в ответ, но, когда отвернулся, глаза его были полны слез. Кто-то тронул меня за плечо, я поднял голову и увидел Рафаэля.
– Иди на кухню, Генри. Габби уже там. Здесь ты ничем не поможешь.
Я мотнул головой.
– Идем, Генри.
Я дернул плечами, сбрасывая его руку, и закрылся локтем. Когда Рафаэль ушел, я снова поднял голову. Том жевал концы своих волос, сосредоточенно глядя перед собой. Кэтрин приложила ухо к груди Мандо.
– Тоны сердца глухие.
Мандо дернулся. Ступни у него были синие.
– Давление падает… – произнес Док сухим, как ветер, голосом. – Тампонировать, о-ох. – Он отпрянул, сжал горло руками. – Не могу ничего сделать. У меня нет иголок.
Мандо перестал дышать.
– Нет, – сказал Док.
С помощью Кэтрин он перевернул Мандо с бока на спину.
– Держи трубки, – выговорил он, поднося губы и руки к губам Мандо. Дунул Мандо в рот, зажав ему ноздри, выпрямился, надавил ему на грудь. Тело вздрогнуло.
– Генри, подержи ему ноги, – приказала Кэтрин.
Я с трудом встал, взял Мандо за щиколотки. Они дернулись у меня под руками, напряглись, обмякли. Обмякли совсем. Док снова дунул, еще, и еще, он толчками давил Мандо на грудь так, что толчки эти становились почти ударами. Кровь бежала по трубкам. Док остановился. Мы смотрели на Мандо. Глаза закрыты, рот разинут. Дыхания нет. Кэтрин взяла его за руку, попыталась прощупать пульс. Габби и Рафаэль стояли в дверях. Наконец Кэтрин перегнулась через Мандо и положила ладонь Доку на руку. Мы все стояли, не двигаясь. Док оперся локтями о кровать, приложил ухо к груди Мандо. Припал к ней лбом.
– Он мертв, – прошептал Док.
Мои ладони по-прежнему лежали у Мандо на икрах, на тех самых мускулах, которые еще недавно вздрагивали. Я в страхе отдернул руки. Но это был Мандо, Армандо Коста. Лицо белое – словно это измученное лицо маленького братишки Мандо, а вовсе не того парня, которого я знал. Но это был он.
Кэтрин вынула из комода простыню, легонько отстранила Дока, накрыла Мандо. Ее свитер был мокрым от пота, запачкан кровью. Она прикрыла Мандо лицо. Я вспомнил его выражение, когда я нес Мандо через Сан-Клементе, – даже и тогда оно было лучше. Кэтрин обогнула кровать, потянула Дока к дверям.
– Идемте похороним его, – решительно сказал Док.
Кэтрин и Рафаэль пытались его утихомирить, но он стоял на своем.
– Я хочу с этим покончить. Давайте носилки, несем его на кладбище. Я хочу с этим покончить. – Том кашлянул.
– Прошу тебя, Эрнест, подожди хотя бы до утра. Надо позвать Кармен, вырыть могилу…
– Все это можно сделать сейчас! – упорствовал Док. – Я хочу с этим покончить.
– Конечно, конечно. Но уже поздно. Пока мы все подготовим, начнется день. Тогда мы отнесем его и похороним при всех. Пожалуйста, дождись дня.
Док обеими руками потер лицо:
– Ладно. Идемте рыть могилу.
Рафаэль удержал его.
– Это можем сделать мы с Габби, – сказал он. – Почему бы тебе не остаться дома?
Док мотнул головой:
– Я хочу сам. Я должен, Раф.
Рафаэль взглянул на Тома, потом сказал:
– Ладно. Идем вместе.
Они с Габби надели на Дока куртку и ботинки, пошли за ним на улицу. Я вызвался пойти тоже, но они увидели, что от меня проку никакого, и велели оставаться. Через входную дверь я смотрел, как они идут по дороге к реке. Начинало светать. Маленькие фигурки под деревьями. Когда они скрылись из виду, я обернулся. Кэтрин сидела за кухонным столом, она плакала. Я вышел наружу и сел в саду.
К утру ветер поутих, только временами налетали порывы. Близился рассвет: я уже различал серые качающиеся ветки. Бледный полусвет скрадывал расстояния. Листья трепетали и замирали, снова трепетали. Казалось, волны накатывают на древесные кроны, клонят их к морю. Небесный купол становился светлее и выше, светлее и выше. Серость обрела цвет, цвета просочились в серость, а потом горизонт треснул и взошло солнце, слепящее в зеленой листве.
Я сидел на земле. Колени, локти и ладони саднило. Не может быть, чтобы Мандо умер, – эта мысль на долгое время меня успокаивала. Потом я вспоминал, как его икры обмякли под моими пальцами. Или слышал, как в доме прибирается Кэтрин, – и понимал, что невозможное случилось на самом деле. Но задержать эту мысль надолго мне не удавалось.
Солнце поднялось на ладонь от холмов, когда на дорожке показались Габби и Док. За ними шагали Maрвин и Нат Эглоффы. Рафаэль шел вдоль реки, колотил в двери, будил народ. Габби еле волочил ноги, его шатало. Глаза у него покраснели, он был в грязи, Док и Нат тоже. Док взглянул с дороги на дом, остановился и стал ждать. Марвин кивнул мне, и они вошли внутрь. Я слышал, как они говорят с Кэтрин. Потом она заорала на старика: «Ляг! Не дури! Хватит с нас на сегодня и одних похорон!» Наверно, Том попрощался с Мандо в доме. Завернутого в простыню Мандо вынесли на носилках. Я встал, пошатываясь. Все взялись за носилки – по три человека за каждую ручку. Понесли к реке, через мост. Солнечные блики на воде обжигали глаза. Вдоль реки, через рощу. Те, кому Рафаэль сообщил новость, пристраивались к нам сзади, семья за семьей; кто-то был потрясен, кто-то в слезах, кто-то замкнут. Раз я оглянулся и увидел Джона Николена с опухшим и мрачным лицом, за ним шли все Николены, кроме Мэри и малышей. Отец подошел и обнял меня за плечи. Увидел мое лицо, стиснул плечо сильнее. Первый раз он не показался мне глупым. Да, выражение у него и сейчас было такое, будто он не знает, что к чему. Но он понимал. Чтобы понять страдание, не нужно блистать умом. Кроме понимания в глазах его светилась мягкая укоризна – я не мог вынести их взгляд.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
