Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
– Я уверена, что вы знаете, о чем говорите, и что Марвин, должно быть, расстроен своим выходом на пенсию больше, чем подозревает. Но, сказать по правде, больше всего его выходом на пенсию расстроена я – а когда я чем-либо расстроена, Марвин тоже огорчается. Так устроены наши отношения. Если я грущу, даже тайком, он чувствует это и расстраивается. Иногда он так огорчается, что таким образом берет на себя мою грусть.
Филлис сказала это с такой легкостью, что я на минуту забыл, в каком она напряжении. Раньше она поглядывала на Марвина, произнося каждую свою фразу. Я не знал точно: для того ли, чтобы получить его поддержку, или чтобы убедиться, что он выдержит то, что она собирается сказать. Но сейчас она была захвачена тем, что говорила, сохраняя полную неподвижность головы и тела.
– Что беспокоит вас в том, что Марвин выходит на пенсию?
– Ну, во‑первых, для него уход на пенсию означает возможность путешествовать. Я не знаю, много ли он говорил вам о моем отношении к путешествиям. Я этим вовсе не горжусь, но мне тяжело покидать дом и пускаться в странствия по миру. Потом, мне не нравится, что Марвин будет теперь «хозяйничать» в доме. Последние сорок лет он был хозяином в своем офисе, а я – в доме. Теперь я знаю, что это и его дом тоже. Главным образом это ведь его дом – он заплатил за него деньги. Но мне обидно слышать его разговоры о том, как он перепланирует дом, чтобы разместить свои разнообразные коллекции. Например, сейчас он пытается найти кого-то, кто сделает ему стеклянный обеденный стол, в котором он разместит свои политические значки. Я не хочу есть на политических значках. Я боюсь, что мы движемся к катастрофе. И… – она остановилась.
– Вы собирались сказать что-то еще, Филлис?
– Ну, это труднее всего сказать. Мне стыдно. Я боюсь, что когда Марвин будет оставаться дома, он увидит, как мало я делаю каждый день, и потеряет ко мне уважение.
Марвин просто взял ее за руку. Казалось, это было правильно. В сущности, на протяжении всей сессии он слушал с большим сочувствием. Никаких отвлекающих вопросов, никаких плоских шуток, никакого стремления удержаться на поверхности. Он заверил Филлис, что путешествия важны для него, но не настолько, чтобы он не мог подождать до тех пор, пока она не будет готова к ним. Он открыто сказал ей, что самая важная в мире вещь для него – это их отношения и что он никогда не чувствовал к ней такой близости.
Я встречался с Филлис и Марвином еще несколько раз. Я поддерживал их новый, более открытый тип общения и дал им несколько рекомендаций относительно основ сексуального поведения: как Филлис может помочь Марвину сохранить эрекцию или избежать преждевременной эякуляции, как Марвину относиться к сексу менее механически и как он может довести Филлис до оргазма рукой или ртом, если потерял эрекцию.
Она была затворницей многие годы и редко решалась выходить одна. Мне показалось, что пришло время разрушить эту схему. Я полагал, что смысл – по крайней мере, один из смыслов ее агорафобии – утратил актуальность и можно воздействовать на нее с помощью парадокса. Вначале я получил согласие Марвина, что он обещает последовать любому моему совету, чтобы помочь Филлис преодолеть ее страх. Затем я велел ему говорить ей каждые два часа одни и те же слова (если он в это время на работе, то звонить и говорить по телефону): «Филлис, пожалуйста, не уходи из дома. Мне нужно знать, что ты все время там, чтобы заботиться обо мне и защищать меня от моих страхов».
Глаза Филлис расширились. Марвин посмотрел на меня недоверчиво. Я что, серьезно? Я сказал, что понимаю, как безумно это звучит, но убедил их добросовестно последовать моим инструкциям.
Первые несколько раз, когда Марвин просил Филлис не покидать дом, оба были смущены; это звучало искусственно и нелепо – она месяцами не выходила из дома. Но вскоре смущение сменилось раздражением. Марвин был раздражен тем, что я взял с него обещание повторять эту дурацкую фразу. Филлис знала, что Mapвин следует моим инструкциям, но тоже была раздражена его приказаниями оставаться дома. Через несколько дней она пошла одна в библиотеку, потом за покупками, а на следующей неделе отправилась дальше, чем отваживалась за многие годы.
Я редко прибегаю к таким манипулятивным методам в психотерапии; обычно цена слишком высока – нужно жертвовать подлинностью терапевтического контакта. Но парадокс может быть эффективным в тех случаях, когда терапевтическая основа прочна и предписываемое поведение разрушает смысл симптома. В данном случае агорафобия Филлис была не ее, а их симптомом и служила сохранению супружеского равновесия: Филлис всегда была в распоряжении Марвина; он мог совершать вылазки в мир, обеспечивать их безопасность, но сам чувствовал себя в безопасности, только будучи уверенным, что она всегда ждет его дома.
Была определенная ирония в моем использовании этого приема: экзистенциальный подход и манипулятивный парадокс – довольно странное сочетание. Но здесь последовательность выглядела естественной.
Марвин использовал в своих взаимоотношениях с Филлис те прозрения, которые он получил, столкнувшись с глубинными источниками своего отчаяния. Несмотря на свою растерянность (проявившуюся в сновидениях в виде таких символов, как неспособность перестроить дом среди ночи), он, тем не менее, добился радикальной перестройки своих отношений с женой. Оба – и Марвин, и Филлис – теперь так заботились о росте и существовании друг друга, что могли полноценно сотрудничать в деле искоренения симптома.
Изменение Марвина запустило спираль адаптации: освобожденная от своей ограничивающей роли, Филлис буквально преобразилась за несколько недель и продолжила развивать и укреплять свои изменения в индивидуальной работе с другим терапевтом в следующем году.
Мы с Марвином встретились еще всего несколько раз. Довольный достигнутым прогрессом, он понял, как он выразился, что получил хороший доход от своих инвестиций. Мигрени, которые были причиной его обращения за помощью, больше никогда не возвращались. Хотя у него еще случались колебания настроения (и они по-прежнему зависели от секса), их интенсивность значительно уменьшилась. Марвин считал, что теперь колебания настроения несравнимо меньше, чем все предыдущие двадцать лет.
Я тоже чувствовал удовлетворение от нашей работы. Всегда есть что-то еще, что можно было бы сделать, но в целом мы выполнили гораздо больше, чем я предполагал в начале работы. Тот факт, что мучительные сновидения Марвина прекратились, тоже был благоприятным. Хотя я уже несколько недель больше не получал посланий от сновидца, я по ним не скучал. Марвин и сновидец слились воедино, и я говорил теперь с ними как с одним человеком.
Следующий раз я встретился с Марвином год спустя: я всегда назначаю пациентам встречу через год – как для их пользы, так и в личных познавательных целях. У меня есть привычка проигрывать для пациентов отрывок первой сессии, записанный на магнитофон. Марвин десять минут слушал с большим интересом, потом улыбнулся и сказал:
– Так кто же этот дурень?
У шутки Марвина была серьезная сторона. Наблюдая подобную реакцию у многих пациентов, я начал рассматривать ее как надежный показатель изменений. Фактически Марвин говорил: «Сейчас я другой человек. Я с трудом узнаю того Марвина, которым был год назад. То, что я делал тогда – отказывался взглянуть на свою жизнь, пытался контролировать других или ставить их в неловкое положение, старался потрясти других своим интеллектом, добросовестностью, своими схемами, – все это прошло. Я больше этого не делаю».
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
