Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
В ходе воспоминаний о войне неожиданные слезы быстро наполняли глаза старушки, и она отворачивалась к окну, украдкой вытирала их фартуком. Мы переменили тему разговора.
– В каком месте на Алмазихе стояла мельница? – спрашиваю я Столярову, пытаясь побольше узнать о любимом отцовском уголке природы. – В детстве мы с отцом часто там сено заготавливали. Но следов мельницы не видели.
– По-моему, там все травой заросло, – смущенно забормотала Валентина Васильевна. – Я уж и не помню, когда в последний раз там была. То же, поди, в сенокос. Так деревянные сваи от мельницы как торчали из воды, так и торчат, сразу у дороги, у спуска к реке.
Я не представлял то место, о котором говорила Столярова, потому не стал уточнять. Радовало другое – что при встрече с первым же старожилом упоминалась загадочная Алмазиха. На её зеленые просторы шли не только косцы, но и крестьяне с зерном. Там крутилась мельница, а над ней серебрился в высоте звездный свет.
Опять причудился наш поход с отцом на сенокос. Последний раз мы выехали до зари… В небе еще мигали звезды. Я дремал на лошадиной повозке, ворча по поводу ранней побудки. Влажный ветерок изредка набегал на меня легкой волной. Из прибрежного леса доносились сдержанные крики птиц и неясный шепот деревьев. «Потерпи, поспи, скоро прибудем», – то умоляющим, а то успокаивающим голосом говорил отец. Дорога была дальней. И я засыпал. Где-то в библиотеке, между страниц одной книги, должен лежать зверобой, давно засушенный и увядший, который до сих пор хранится с того памятного сенокоса.
– А чем еще памятна для людей Алмазиха? – торопливо спрашиваю я, отрываясь от нахлынувших воспоминаний. – Кроме, конечно, скошенных лугов с зеленой отавой.
– Не было краше и свободнее места для народных гуляний, чем на Алмазихе, – бодро отвечает Валентина Васильевна. – Туда ехали не просто отдохнуть, а отпраздновать значимое событие. Рыбалка там отменная была. Мужики хвастались: «Щука едва в ведро умещается!».
– Точно. Я припоминаю, совхоз там отмечал, кажется, окончание уборочной. Наспех сколоченные столы, заставленные домашними яствами, стояли на лужайке, у самой реки.
Тут у меня память заработала без перебоев. Перед глазами всплыл праздник на Алмазихе. Взрослый люд ютился гурьбой, облепив столы, и распевая то и дело разные песни. А мы, подростки, рыбачили и вволю купались. На омутах блестела зеленым бисером ковровая ряска, рассекаемая заплывами одиноких уток. Я смотрю на поплавок, застывший между узорчатых сплетений густой травы, и с волнением жду поклевки. Но, не дождавшись ее, иду купаться…
Поблагодарив Валентину Васильевну за гостеприимство, мы едем в деревню Кузнечиха. Она рядом, за перелеском. Журналистские командировки приводили меня сюда не раз. В биографии деревни значились интересные события и факты. Я вначале собирал и записывал их в архивах и библиотеках, а затем в беседах с местными жителями. В XVII веке Кузнечиха славилась своими талантливыми кузнецами. Отсюда пошло и название. Когда польские захватчики в Смутное время шли по ярославской земле, то наткнулись на деревню с кузнецами, а, может, и специально сюда заглянули. Им нужно было подковать своих лошадей. Кузнецы отказались помогать врагу. И тогда поляки сожгли деревню дотла. Постепенно Кузнечиха возродилась. Кроме кузнецов здесь появились уникальные маляры и живописцы. Один из них так прославился своим мастерством отделки зданий и церквей, что попал на страницы книги известного купца и краеведа из Ростова Великого А.А. Титова. Правда, сведений о нем там было мало. Сообщалось, что за год кузнечихинский маляр получал за свою работу 75 рублей в то время как заработок других борисоглебских маляров составлял 60 рублей. Прочитав солидный краеведческий труд, проникшись гордостью за талантливого земляка, я решил узнать подробности его жизни, а главное – имя и фамилию. Но старожилы деревни Кузнечиха не припомнили его. Зато одна набожная бабушка показывала мне икону, писанную прославленным иконописцем из деревни Коробцово Березниковской волости. Она писана была на липовой доске, по особому заказу. В краеведческой книге Титова я встречал упоминание о том сельском иконописце, но, увы, бабушка тоже не смогла припомнить его имя.
До революции деревня Кузнечиха считалась в районе одной из самых богатых и процветающих. Крестьяне жили в высоких, добротных, о пяти стенах домах. У некоторых первый этаж был выложен из красного кирпича. Здесь работала своя торговая лавка. С приходом к власти в стране коммунистов в деревне образовался колхоз имени Кутузова. Вначале селяне жили на энтузиазме и вере в создание справедливого общества. Построили на родной земле две начальные школы, в одной из них поставили киноустановку, медпункт, конюшню, свинарник, телятник, овчарню. Но с введением в колхозах оплаты труда крестьян трудоднями, многие из Кузнечихи побежали в города. Из ста жилых домов осталось тридцать.
Когда я писал очерк о коллективизации района, то нашел в архиве любопытный документ с изумительными подробностями. Оказывается, первым председателем Совета крестьянских депутатов был уроженец деревни Кузнечиха Михаил Семенович Блохин. Его избрали на эту должность 23 февраля 1918 года. В старых бумагах было записано, что он происходил из бедняков, и, будучи отходником, служил в Петрограде в торговой лавке. После службы в царской армии увлекся большевистскими идеями, приехал на малую родину и начал проводить коллективизацию. Архивист про то время сделал отметку на документе: «Нелегко было работать Блохину в кулацко-поповском окружении, воевать с бандитами, дезертирами». Конечно, национализация картофелетерочного завода, торговых лавок, земельных участков шла в районе трудно. Но кто же будет добровольно отдавать свое добро и имущество, нажитое в поте лица? Потому и возникали конфликты, когда кулаки, владельцы торговых лавок, при национализации обливали все съестное керосином.
В детские годы я любил возле этой деревни собирать грибы. Особенно мне нравилось местечко под названием Белынь. Я шел к нему специально от родной деревни Редкошово, пересекая пару болот, по извилистой, блуждающей лесной тропинке. Манила меня Белынь тем, что там росло множество крепких и здоровенных белых грибов. Их почему-то не вымачивал дождь, не съедал червь. Старожилы говорили мне, что Белынь получила название из-за этих волшебных белых грибов. Правда, другие селяне считали, что всему виной белоствольные березы, которые в округе собрались в многочисленные рощи. А лесник из близлежащей деревни Новоселка Михаил Шелехов вообще отвергал все эти версии. Он говорил мне, что раньше в здешних краях росло много чудесного белого мха, он то и дал название Белыни.
Вспомнив про грибные походы, я предложил Алексею Невиницыну заглянуть в березовую рощу и устроить там тихую охоту, насобирать лесных деликатесов и зажарить их тут же на костре. Но встреча рядом с прудом, где полоскались белоснежные гуси, с давней моей знакомой Галиной Павловной Алмазовой оборвала все мои устремления. Я часто в командировках начинал сбор материала для очередного очерка именно с беседы с ней. И в этот раз судьба подарила нам встречу с этой трудолюбивой женщиной, пережившей все этапы развития и падения родного колхоза. Она, как и прежде, была в платочке безукоризненной белизны, с лицом открытым, моложавым и серьезным. Только морщины на лице и руках превратились в трещины. Фигура сгорбилась. Зато память по-прежнему была светлой, надежной.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
