Инга рассмеялась. Она видела, что разговор становится для племянницы интересным.
— Я уже забыла и не держу на твою маму зла. Наоборот, я очень скучаю по ней. Если ты приедешь ко мне в Бремен, я тебе столько порасскажу о наших проделках! Кстати, у меня есть фотографии, и когда ты приедешь ко мне, ты сможешь их посмотреть.
— Вы приглашаете меня? — Глаза Джулии недоверчиво сверкнули.
— Боюсь, что директриса не отпустит меня без папиного согласия. А папа…
— Как жаль… — искренне вздохнула Инга. В ней уже загорелся азарт новой авантюры. — Но ведь отпускают же тебя на выходные к подруге?
Джулия кивнула, думая о чем-то, что ее томило и мучило.
— Ты можешь спрашивать меня о чем угодно, — решительно заявила Инга.
— Как она могла оставить меня?! — выдохнула Джулия Инге прямо в лицо. Ее как прорвало — на лицо вылезла вся боль, которая тщательно пряталась под маской приличия.
— Боже! — воскликнула Инга. — Она тебя совсем не оставила! Как ты могла такое подумать! Игорь увез тебя тайком, Ника искала тебя и теперь ищет.
Инга в первый миг испугалась, что у Юли начнется истерика и сбегутся воспитатели. Тогда все пропало. Но через минуту поняла, что девушка наделена недюжинным самообладанием. Она быстро взяла себя в руки, внимательно вслушиваясь в то, что говорила ей тетка. А тетка разговорилась не на шутку. Она расписывала Нику, словно они вчера расстались. Она рассказала племяннице о тех счастливых днях, когда Мироновы еще жили вместе со свекровью и устраивали воскресные обеды, на которые приезжали Инга с Колей и маленькой Зойкой. И все выходило красочно и колоритно, и было совсем непонятно, как могло все это рухнуть, ради чего? И что их всех ждет впереди?
Глава 11
Антонина растерянно хлопала глазами. Никогда еще Вера не позволяла себе разговаривать с ней в подобном тоне. Вера летала по квартире мимо озадаченной Антонины — взъерошенная, растрепанная и — орала. Она орала самым безобразным бабским голосом!
— Как ты могла отдать ей ребенка?! Ты свихнулась! Ты знаешь, куда она ее понесла?! Ты спросила адрес?
— Но ты же сама, Вер, хотела…
— Нет, вот ты, лично, знаешь, в каких условиях она живет? А может, там притон? Как ты могла?
Антонина наконец вспомнила о достоинстве и уперла кулаки в бока. Постепенно она начинала приходить в себя.
— Минуточку! — решительно рявкнула она, хватая Веру за рукав и тем самым пресекая ее хаотичное движение. — Не ты ли два месяца назад обегала пол-Москвы в поисках своей беспутной племянницы, чтобы отдать ей ее ребенка? Не ты ли висела на телефоне в поисках всех этих Инг, Коль и прочая, прочая…
Я не понимаю — в чем моя вина? Пришла Зоя, показала документы, сказала, что забирает свою дочь. Она в отличие от тебя была вежливой и сказала спасибо!
А ты…
— Она подкинула свою дочь, как слепого котенка!
Она ей была не нужна! Сегодня — на, завтра — отдай.
Это что, по-твоему, игрушка? Ей можно доверить ребенка, по-твоему?
Антонина исподлобья взглянула на Веру.
— А тебе, значит, можно? Она по крайней мере родная мать!
— Ты ничего не знаешь! — кипятилась Вера. — Зоя — первостатейная эгоистка, избалованный ребенок, она кашу сварить не умеет, ей самой жрать нечего, она и Ксюшку голодом уморит.
— Да ты просто любуешься собой! — вскричала Антонина. — Какие они все плохие, эти Инги, Коли, Зои, и какая ты святая! А ты сама-то кашу умела варить в ее возрасте? Небось свою-то дочь свекровке доверила!
Теперь они стояли друг против друга, смотрели одна на другую широко раскрытыми глазами. Вдруг в спальне послышалось шарканье тапочек, и на пороге показалась Верина мать. Антонина так и не привыкла, что у Веры живет кто-то еще — как видела, всякий раз пугалась. Седая женщина без взгляда приводила ее в трепет. На этот раз она просто молча схватила сумку, развернулась и убежала в прихожую. Громко хлопнула входная дверь. Вера все еще смотрела вслед убежавшей Антонине.
— Ника, это правда? Зоинька родила?!
Голос матери был полон трагизма. Вера расхохоталась. Нервы не выдержали.
— Да, мама! Зоинька, дочь твоей обожаемой Инги, родила! И подкинула ребенка мне! А теперь вот решила взять поиграть.
— Ника! Но ведь Зое всего шестнадцать лет! Позор-то какой… Бедная Оксана…
— Господи, мама, о чем ты? Какой еще позор? Сейчас никто на это внимания не обращает. А тетя Оксана, боюсь, до сих пор не знает.
— Как? — Мать нащупала руками кресло и опустилась в него. — Оксане ничего не сказали? Она не знает, что у нее правнучка? Нужно немедленно известить Оксану.
Вера глубоко вздохнула. Боже, она плюс ко всему должна еще бороться с матерью. Та в восприятии мира отстала на тридцать лет.
— Мама, я тебе говорила: тетя Оксана больна, ее нельзя волновать.
— А Инга? Ты сообщила Инге?
— О Боже, мам! — Вера схватилась за голову. — Я не знаю, где Инга! Я не общаюсь с ней уже больше десяти лет!
— Ника, но вы же сестры! Ты должна с ней помириться. Вы родня. Это с подругами ты можешь ссориться, а с родней надо родниться.
Так. Все. Вера с силой сжала виски пальцами. Нужно что-то делать. Сидеть в четырех стенах и беседовать с матерью она не в состоянии. Нужно разыскать Зою. Забрать у нее ребенка. Она докажет! Она лишит ее прав! Снять квартиру для матери и нанять сиделку.
Нужно навести порядок в фирме — она совсем забросила работу. Вера схватила пиджак и кейс с бумагами.
— Мама, я должна уйти ненадолго, а ты тут…
— Отвези меня к Оксане.
Вера подавила резкий возглас.
— Мама, мы потом обязательно съездим к тете Оксане. Ты должна привыкнуть — у меня много дел. Очень много дел и очень мало времени. Сейчас я должна ехать на работу.
— Ты ведь начальница в своей фирме? Задержишься часа на два, никто тебе ничего не скажет.
— Мама, мы потом все обсудим.
— Зачем ты привезла меня сюда?! — В голосе матери послышались привычные истеричные ноты. — Чтобы запереть здесь, как в тюрьме?! Я хочу гулять! Я хочу поехать к Оксане в гости! Отвези меня к ней немедленно!
— Я вернусь ровно через два часа, и мы поедем.
Последнюю фразу Вера произнесла особенно четко, вышла в прихожую и хлопнула дверью. Оказавшись в машине, она долго не могла унять дрожь.
Добравшись до проспекта Мира, она прочно застряла в пробке в двух шагах от своего офиса. Машины стояли сплошной разноцветной стеной. Вера заставила себя досчитать до ста и обратно. Ни слева, ни справа от нее не образовалось просвета. В голову пришла мысль о том, что ее жизнь сейчас похожа на эту пробку. Она зажата со всех сторон, и нет никакой возможности выбраться, и впереди никакого просвета. Постепенно бешеный стук ее сердца переходил в более ровный. Она откинулась на сиденье и включила музыку. А может, жизнь нарочно затолкала ее в эту пробку, чтобы не дать натворить что-то сгоряча? Чтобы дать возможность подумать? А много ли у нас возможностей вот так посидеть и подумать о жизни?
