Из кустов, оглядываясь, выбрались Сермяжный и Ковалев, придерживая автоматы, подошли к микроавтобусу.
– Это, Шаа, мои друзья, – вытянув в их сторону руку, заговорил на русском Турпал.
Верзила, смерив взглядом обросших русских, недовольно поморщился, как будто видел перед собой не людей, а какой-то хлам.
– Так это ты о них говорил?
– О них, – скупо произнес Рысь, взгляд старинного приятеля ему не понравился.
– Хорошо, тогда мои меры предосторожности будут нелишними, – с этими словами Шаа открыл заднюю дверь, где стояли большие картонные коробки. Здоровяк почти без усилий вытащил несколько коробок с упаковками облицовочной плитки, в кузове образовался проем, ведущий в глубь, где зияла темнотой пустота. – Отсидитесь здесь, ночью мусора на измене, запросто могут шмон устроить. А как только рассветет, отвезу вас к Усману.
– Понятно. – Турпал первым скользнул в кузов, следом Александр, последним забрался Ковалев, бросив напоследок настороженный взгляд на здоровяка. Но тот даже не посмотрел им вслед. Когда последний беглец исчез в черном чреве микроавтобуса, так же легко вернул коробки на место…
Усман Мухаев, шестидесятилетний чеченец, на свой возраст не выглядел. Он был выше среднего роста, худой и жилистый, с длинными и узловатыми, как корни деревьев, пальцами. Лицо его было узким, с острыми чертами и большими темными глазами.
Он мало походил на своих сородичей, живущих в горах. Общительный, эрудированный, Усман легко сходился с людьми, свободно чувствовал себя в любой компании. Его вполне можно было принять за ученого или искусствоведа, и вряд ли кто-то из общающихся с ним подозревал, что перед ними уголовник-рецидивист, тюремный стаж которого составлял больше двадцати пяти лет. Здесь же он и прошел свои университеты, как криминальные, так и светские.
Несмотря на солидный уголовный стаж, Усман не был коронован в законники. Он относился к касте одиночек, которых блатное сообщество соответственно окрестило «один на льдине».
Криминальные группировки тогда только создавались, но тем не менее появлению нового игрока на бандитском поле никто не обрадовался. Тогдашние разборки происходили по-первобытному примитивно, стенка на стенку плюс цепи, финки, арматура, кастеты. Огнестрельное оружие было редкостью, все решала грубая физическая сила. Несмотря на значительный перевес местных, Рамзес не только не отступил, но даже перешел в наступление. Вскоре сортировочная станция и прилегающий к ней район легли под группировку Мухаева. Но захватить и удержать территорию при помощи своры головорезов – это было лишь частью общего плана. Чтобы стать неприступным, кроме боевиков требовались «белые воротнички» – экономисты, юристы, чиновники, имевшие выходы на сильных мира сего.
Таких Рамзес тоже нашел, помогли родственники из маленькой горной республики. В Чечне действительно если не каждый знал друг друга, то уже через своих друзей и знакомых наверняка. Вскоре родичи нашли для уголовного авторитета нужных людей, специалистов, сумевших «облагородить» бригаду и «гармонично» вписать в преступное сообщество Ростова. Больше того, матерые деляги нашли применение криминальной силе, благодаря перестройке закон и порядок летели в тартарары, и грех было не воспользоваться этой ситуацией для обогащения.
Из Чечни в Ростов потянулись составы с неучтенной нефтью, которую перегоняли в неучтенный же бензин, который в свою очередь превращался в шуршащие купюры. Лакомый кусочек получался, и чтобы у «соседской» братвы не возникло соблазнов, каждый эшелон, каждый бензовоз сопровождала вооруженная охрана. Благо с огнестрельным оружием уже проблем не было… Нефть гнали в Ростов до начала чеченской войны, потом краник перекрыли. Усман Мухаев воевать не стал, он даже отошел от криминала (по большому счету), влив свои капиталы в легальный бизнес.
Отдав другим уголовные «темы», Рамзес стал почти добропорядочным бизнесменом и в минуты благостного расположения духа подумывал о меценатстве.
Турпал Нуербиев приходился Усману, что называется, седьмой водой на киселе, но у вайнахов это расценивалось почти как родство. Кроме того, Тур однажды спас Рамзесу жизнь, когда на того совершила покушение речпортовская братва. Тогда были убиты семеро охранников. Нуербеков один не растерялся, швырнул на асфальт труп водителя, сам сел за баранку, выводя с линии огня изуродованный «Лендкрузер».
Несмотря на то что во внедорожнике насчитали почти три десятка пулевых отверстий, Рамзес не получил даже легкого ранения. Судьба его щадила, как будто выплачивая дивиденды за прошлые удары. Усман хотел сородича взять в свою личную охрану, но Ростов не нравился Турпалу, слишком шумный, слишком грязный город. Вскоре он вернулся в Чечню.
И вот наконец долгожданная встреча. Рамзес к этому времени поселился в пригороде, облюбовав небольшой закрытый поселок, где и спрятался от посторонних глаз среди домов частного сектора. Двух– и трехэтажные особняки с оранжереями зимних садов, бассейнами и модными ныне кортами, вытянулись ровной линией вдоль улицы, закрытой с двух сторон автоматическими воротами с круглосуточной вооруженной охраной. Эдакий Гарлем для богатых.
Когда к воротам подкатил микроавтобус Шаа, навстречу вышел крепкий парень в камуфляжной форме с травматическим пистолетом в кобуре на боку и резиновой дубинкой, покачивающейся на запястье правой руки.
– А, это ты, – демонстративно пренебрежительно произнес вертухай, узнав водителя. Время ни свет ни заря, нужно готовиться к пересменке, а тут эти… Была бы его воля, вся эта прислуга терпеливо бы ждала, пока охрана не поменяется. Но ничего не поделаешь, теперь музыку заказывает тот, кто платит. На языке так и вертелась колкость, но по поводу этого микроавтобуса звонили еще затемно, поэтому сторож сдержался и только взмахнул рукой, подавая знак своему напарнику. Стальные створки автоматически разъехались, открывая проезд…
Усадьба Рамзеса была обнесена серой трехметровой каменной оградой с небольшими островерхими башенками по углам, напоминая старинную крепость. Зато внутри мрачных стен скрывался роскошный по своей архитектуре особняк с тенистым парком, рукотворным озерцом с пышными цветущими кустарниками по периметру, флигелем на берегу водоема, больше похожим на буддистскую пагоду.
Двор был мощен мозаичной плиткой, которая даже серым пасмурным утром отражала блеск ушедшего лета.
Усман Мухаев встречал гостей в спортивном костюме, стоя посреди двора и наблюдая, как из микроавтобуса выбирается Турпал. Чеченец с ходу попал в объятия Рамзеса.
– Салам, дорогой! – не стал скрывать своей радости воровской авторитет и, проведя рукой по лицу соплеменника, громко рассмеялся: – Ну ты и зарос, прямо настоящий абрек.
– Я всегда быстро зарастал, – сдержанно ответил Турпал. Смех Усмана оборвался, едва он увидел Сермяжного и Ковалева, которые и вовсе напоминали нечто среднее между «лесными братьями» и средневековыми викингами. Появление русских в его усадьбе нисколько не смутило бывшего рецидивиста, его жизнь тесно переплеталась с «интернационалом». В свое время он ходил «на дело», не обращая внимания на национальность и вероисповедание, да и потом, в «чалкиной деревне» находился бок о бок не один год. А уж после, когда сколачивал свою бригаду, эти вопросы вовсе не ставил во главу угла. Он уже понял, кто такие друзья Турпала и почему они в таком виде.
