Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
– Знаешь, о чем я думаю, Хуан? Об омлете, который я забыл на огне, когда в спешке собирался. Интересно, мой дом не сгорел, когда я уехал?
– Ты серьезно, Роже?
– Ну конечно. Ты же мне все уши прожужжал глупостями о том, что тебе пришлось бросить в твоем захолустье. Неужели нельзя поговорить о чем-то другом?
– О чем мне говорить, Роже? Алжир – вся моя жизнь.
– В таком случае почему бы тебе на заткнуться и не оставить меня в покое? Мне хочется подумать о чем-нибудь другом! Да-да, представь себе!
За стойкой трое тесно сгрудившихся пьяниц в баскских беретах чокались, вспоминая четыре сотни дел, которые им довелось провернуть в Баб-эль-Уэде. Как они ни старались вести себя скромнее, их все равно было слышно даже на улице. Рядом со мной еле ворочали языками братья-близнецы, сидевшие за столом, заставленным бутылками и пепельницами, доверху набитыми окурками. Смуглый оттенок кожи, стекавшая по подбородку слюна, линялая матросская форма, погасшие окурки во рту и сморщенный, как у макрели в банке, вид придавали им сходство с рыбаками в порту Алжира.
– А я, братан, тебе говорил! Шкура она! Ничего общего с нашими тамошними девушками, которые уважают мужчину и никогда не подставят ему подножку. Да и потом, что ты такого в ней нашел? Это же настоящий айсберг! Стоит мне представить, как она сжимает тебя в своих объятиях, как тут же становится плохо. К тому же она даже долбаную тарелку супа и ту приготовить не может…
Я выпил несколько чашек кофе, не сводя глаз с дома 143. Потом поужинал. Никакого намека на Эмили. Пьяницы ушли, за ними к выходу потянулись и близнецы. Гам немного стих, но вскоре вновь возобновился с появлением ватаги подвыпивших приятелей. Гарсон разбил два стакана и вылил кувшин воды на посетителя, который воспользовался этим, чтобы высказать все, что думает о ресторанчике, о «черноногих», о Марселе, Франции, Европе, арабах, евреях, португальцах, а заодно и о собственной семье, «кучке лицемерных эгоистов», которая даже не смогла подыскать ему жену, хотя вскоре ему предстоит перешагнуть четырнадцатилетний рубеж. Ему сначала позволили вскрыть все гнойники в душе, а потом попросили убираться на все четыре стороны.
Свет дня потускнел, на город вот-вот был готов опуститься вечер.
От долгого сидения в углу я уже чувствовал себя совершенно разбитым, но вот наконец появилась она. Эмили вышла из дома с непокрытой головой и забранными в шиньон волосами. На ней были непромокаемый плащ с широким воротом и сапоги до колен. Руки в карманах, торопливый шаг – ее можно было принять за студентку коллежа, которой не терпится встретиться с друзьями и весело провести вечер.
Я положил все деньги, которые у меня были, в маленькую, случайно оставленную гарсоном на столе хлебницу и бросился ее догонять.
Вдруг мне стало страшно. Разве я имел право без предупреждения вторгаться в ее жизнь? Разве она меня простила?
Чтобы разрешить крывшееся в этих мыслях противоречие, я, удивляясь сам себе, окликнул:
– Эмили!
Она резко остановилась, будто наткнувшись на невидимую стену. Вероятно, узнала мой голос, потому что втянула голову в плечи и напряглась. Но не оглянулась. На несколько мгновений прислушалась, ничего больше не услышала и пошла дальше.
– Эмили!
На этот раз она повернулась так резко, что чуть не упала. На бледном лице блеснули глаза. Она тут же собрала волю в кулак и проглотила слезы… Я с идиотским видом ей улыбнулся, не имея ни малейшего понятия, что делать. Что я ей скажу? С чего начну? Мне так не терпелось ее увидеть, что я совершенно не подготовился к этой встрече.
Эмили внимательно меня рассматривала, чтобы убедиться, что я действительно живое существо из плоти и крови.
– Это я.
– Ну и что?..
Ее лицо превратилось в жесткую непроницаемую маску, в зеркало, потерявшее способность что-либо отражать. Я никак не мог поверить, что она может встретить меня с таким ледяным безразличием.
– Я тебя повсюду искал.
– Зачем?
Вопрос застал меня врасплох и в одночасье разоружил. Как она могла не видеть того, что бросалось в глаза?
Мой энтузиазм от удара пошатнулся, будто оглушенный боксер на ринге. Я был ошеломлен, она срезала меня еще на взлете, не позволив даже набрать скорость.
– Как это «зачем»?.. – пробормотал я. – Я приехал сюда ради тебя.
– Мы все сказали друг другу еще там, в Оране.
На ее лице шевелились одни губы.
– В Оране все было иначе.
– В Оране, в Марселе, какая разница!
– Эмили, ты прекрасно знаешь, что это не так. Война окончена, но жизнь продолжается.
– Для тебя, может быть, и так.
Я обливался потом.
– Я искренне полагал, что…
– Ты ошибался! – перебила меня она.
Эта холодность! От нее стыли все мои мысли и слова, она оковывала льдом саму мою душу.
Ее глаза держали меня на прицеле, готовые в любую минуту выстрелить и убить.
– Эмили… Скажи, что мы можем сделать, но прошу тебя, не смотри на меня так. Я ничего не пожалею, я все отдам, чтобы…
– Отдать можно только то, что у тебя есть, и то лишь в самом лучшем случае! А всего у тебя попросту нет… Да и потом, это ничего не даст. Мир не переделаешь. Что же до меня, то он отнял у меня гораздо больше, чем сможет отдать.
– Мне жаль.
– Это всего лишь слова. К тому же ты, как мне кажется, уже их говорил.
Моя тоска была столь непомерна, что затопила всю душу, не оставив места ни досаде, ни гневу.
Против всех ожиданий взгляд ее смягчился, выражение лица подобрело. Она долго смотрела мне в глаза, будто возвращаясь далеко-далеко в прошлое в надежде там меня отыскать, и наконец подошла. Меня окатил аромат ее духов. Она обхватила мое лицо ладонями, как когда-то делала мать, прежде чем поцеловать меня в лоб. Но Эмили целовать не стала. Ни в лоб, ни в щеку. Довольствовалась лишь тем, что пристально на меня смотрела. Ее дыхание смешивалось с моим. Мне хотелось, чтобы она вот так стояла вплоть до дня Страшного суда.
– В том, что случилось, нет чьей-либо вины, Юнес. Ты мне ничего не должен. Просто так устроен мир, вот и все. И он меня больше не привлекает.
Она повернулась и пошла дальше своей дорогой.
Я оторопело застыл на тротуаре, не в состоянии пошевелиться или молвить хоть слово, и смотрел, как она уходит из моей жизни, будто родственная душа, которой слишком тесно в одной груди рядом с моим сердцем.
Я видел Эмили в последний раз.
В тот же вечер я поднялся на борт парохода, вернулся домой, и моя нога до сегодняшнего дня больше не ступала на французскую землю.
К каждому празднику я посылал ей письма и поздравительные открытки… Но она ни разу так мне и не ответила. Я говорил себе, что она, наверное, сменила адрес, куда-то переехала, подальше от воспоминаний, и что так, пожалуй, даже лучше. По правде говоря, я испытывал горькие сожаления, размышляя о том, что мы могли бы сделать вместе, какие раны могли бы залечить, каких бед избежать, каких демонов изгнать из нашей жизни. Эмили ничего не хотела спасать, противилась переворачивать страницу, не желала забывать о своей боли. Нескольких мгновений, что она мне уделила, с лихвой хватило, чтобы понять: некоторые двери, закрываясь за мучениями и болью, превращаются в пропасть, озарить которую не в состоянии даже божественный свет… Из-за Эмили я много страдал, каждой клеткой ощущая ее тоску, ее отречение и решение в одиночку переживать свою жизненную драму. Потом попытался ее забыть, надеясь таким образом смягчить снедавшую каждого из нас боль. Нужно было примириться с произошедшим и признать то, что сердце наотрез отказывалось признавать. Жизнь – это поезд, не останавливающийся ни на одной станции. В него либо запрыгивают на ходу, либо смотрят с перрона, как он проносится мимо, и нет в мире большей трагедии, чем вокзал-призрак. Был ли я потом счастлив? Думаю, да, у меня были и радости, и незабываемые моменты. Я даже любил и грезил, как ослепленный мальчишка. Но мне всегда казалось, что в мозаике моей жизни не хватает какого-то кусочка, что какой-то ее фрагмент не отзывается на перекличке моего земного существования, что из-за отсутствия чего-то очень важного я чувствую себя неполноценным. Если вкратце, то ощущение было такое, что я вращаюсь лишь где-то на периферии счастья.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
