– Постой, – схватил я его за рукав.
К дому подъехал гробоподобный автомобиль, имитирующий лимузин, и на его заднем сидении колыхнулась какая-то фигура. Пассажир поставил ногу на тротуар и тяжко, враскачку выбрался из салона. Человек стоял к нам спиной. Он был сед, сутул и тучен.
– Ты чего? – Насторожился Тихон.
– Сейчас. Обернется или нет?
Мужчина помедлил, словно решая, заходить ли ему в здание, или сесть обратно в машину, затем одернул пиджак и направился к мраморному крыльцу.
– Никак, себя увидел? – Спросил Тихон.
– Не знаю.
– Ну так крикни, если что – смотаться успеем.
– Не хочу. Пошли.
– Правильно. Возьми-ка, – он незаметно передал мне узкий нож с массивной металлической рукояткой. – От Мамы осталось.
– Зачем он мне?
– Мало ли. Пригодится.
Седой одолел две широких ступеньки, и милиционер распахнул перед ним идеально отполированную дверь. Мужчина что-то ему сказал и ступил на ковровую дорожку, начинавшуюся от самого порога. Он так и не обернулся.
* * *
Тихон не обманул – здесь было то же самое. Любая тропинка вела к катастрофе, в каждом тридцать восьмом на месте Москвы тлела черная дыра – вылизанные ветром обломки, трагически ничтожные останки чего-то большого и бесконечно близкого. Убиенный город лежал на ничейной поверхности без упокойной молитвы, без надежды на погребение. Зазубренные края колотого камня врезались в мягкую подошву кроссовок, и от этого казалось, что земля, пестрое утрамбованное крошево, пытается обратить на себя внимание. Чем мы могли ей помочь? Даже оплакать ее мы были не в силах.
Тишка присел на корточки и подобрал несколько сувениров: кусочек зеленого стекла, круглый пятнистый камушек и окислившуюся гильзу.
– Возьму с собой, – сказал он.
Тихон долго посмотрел на мальчика и расчехлил пулемет. Брошенная газета рассыпалась на отдельные страницы и прилипла к сырому бетону, только лист с передовой статьей под жизнеутверждающим заголовком вяло потащился куда-то вдаль, пока не накололся на гребенку из острых прутьев.
– Думаю, пора, – молвил Тихон и зашагал к темному отверстию в стене. – Жди нас, не отходи, – приказал он мальчику.
В бункере было тепло и влажно, по стенам стекали крупные прозрачные капли. Из подвала доносились слабые отзвуки чьей-то речи. Толщу тяжелого воздуха пробивали только ударные гласные, поэтому далекий разговор был похож на неторопливую перекличку.
Мы наощупь добрались до лестницы и стали спускаться, пока не оказались на площадке, освещенной двумя керосинками. Я достал нож и сунул его в правый рукав, потом подумал и перепрятал в левый – на случай, если придется с кем-то здороваться.
Внизу нас ждал незнакомый часовой с автоматом наперевес. Его лицо выражало недоумение и готовность нажать на курок.
– Пароль, – потребовал он, заранее зная, что мы не ответим.
– Позови Петровича.
– Эй! Кто-нибудь! – Крикнул часовой в глубину коридора.
– Я же сказал, Лиманского, – строго произнес Тихон.
Ближняя дверь отворилась – из-за нее послышался стук сдвигаемых стаканов. После короткой паузы гортани горячо выдохнули, и одна из них недовольно спросила:
– Какого хера?
– Тут пришли, – кротко пояснил боец.
– Чего? – Кто-то высунулся наружу и, разглядев в полумраке Тихона, всплеснул руками. – Вот так да! Живой!
Голос принадлежал Куцапову, да и фигура, в особенности голова, были его. Мужчина устремился к нам, и, как только он поравнялся с одной из висевших на стене ламп, я окончательно убедился, что это Колян.
– Где тебя носило? Мы уж обыскались! Иван Иваныч рвет и мечет!
– Дату забыл, – сказал Тихон, украдкой посмотрев на часы. – Ну, здорово!
Они обнялись, и я невольно заулыбался. Дважды убитый приветствовал неродившегося – в этом было что-то оптимистическое и вместе с тем потустороннее. Я протянул руку, но Колян лишь недоуменно покосился на Тихона.
– Ты его проверил?
– Свой человек.
Куцапов меня не помнил. Я не знал, радоваться мне или огорчаться, и как вообще это объяснить. Опять новая версия? Значит, Ксения не здесь, а где-то там, в другом тридцать восьмом, в другом бункере, с другими партизанами. А граната – где она?
– Четыре минуты, – бросил Тихон.
– Ты о чем? – Осведомился Куцапов. – Почему без Кришны?
– Он скоро вернется.
– У вас же синхронизатор один на двоих.
– Еще раздобыли.
– И ствол у тебя какой-то не наш, – Куцапов достал пистолет, будто сравнивая его с оружием Тихона, но убрать почему-то забыл. – Где прибарахлился?
– Фирсов у себя?
– Все там. Веселый какую-то девку привел, сейчас допрашивают.
– Зачем она вам? – Спросил за меня Тихон.
– Ее у ГИП отбили. Роджер все равно увольняться хотел.
– Пойду, отчитаюсь. Заодно и новенького представлю.
– Я провожу, – предложил Колян, пропуская нас вперед.
Он занял такую позицию, чтобы прострелить наши затылки быстро и не целясь – если в том возникнет необходимость. Мы прошли по залитому водой коридору, и я, забывшись, первым свернул к кабинету.
– Сюда, – указал Тихон, делая вид, что останавливает меня за локоть. – Три с половиной.
– Что ты там вякаешь? – Насторожился Куцапов.
– Не твое дело.
– Здесь все – мое дело!
– Ты кто – кувалда? Так и будь ей! – Вскипел Тихон. – Кто вас, дармоедов, приборами обеспечил? Если б не мой синхронизатор, ты бы сейчас на плантации горбатился, понял? Бегом к Фирсову, доложить о моем возвращении!
– Ладно, ладно, чего завелся? – Колян покраснел и отступил в сторону. – Пойду, скажу.
Он заглянул в комнату, и мы, не дожидаясь приглашения, ввалились следом. Кроме Ивана Ивановича там находились Лиманский, Ксения и Левша с неизменным автоматом. Мы вновь собрались вместе, словно я и не отлучался. Левша как всегда сидел на высоком табурете в углу – это была самая удобная огневая точка. Я не удержался и встал рядом с Ксенией, но она с легким раздражением отстранилась.
– Пассажир? Я же тебя домой отправила!
– Вы знакомы? – Удивился Фирсов. – Друзья, не многовато ли совпадений? Тихон, кого ты привел?
– Миша – отличный парень.
– Это не профессия. Что он умеет?
– Ненавидеть, – Тихон многозначительно глянул на генерала, и тот чуть заметно кивнул. – У вас, вроде, тоже гости? – Он вразвалку подошел к девушке и по-хозяйски приподнял ее подбородок.
