— Зачем все это? — спрашиваю. — Где-то в космосе висит спутник, который передает наши разговоры в Вашингтон?
— Вроде того. — Уиггинс наклоняется к рычагу переключения скоростей и говорит: — Внимание, внимание, я на связи, — после чего одним быстрым движением выруливает из узкого промежутка между припаркованными машинами.
Мне нравится этот парень. В другой жизни он легко мог быть моим приятелем, который приходил бы к нам ужинать и рассказывал захватывающие истории с немыслимыми сюжетами и фантастическими персонажами.
— Где они были? — спрашиваю я. — Как все прошло?
— Их засекли несколько часов назад. Преспокойно спали в машине. В желтом «фольксвагене» вроде того, что вы описали. Машина стояла на проселочной дороге, неподалеку от пляжа, всего в паре миль от Мануэль-Антонио.
— Вы шутите.
— Нет. Среднестатистические преступники обычно не блещут умом.
— С ними уже разговаривали?
— Ну, «разговаривали», наверное, не самое правильное слово. Но в любом случае — да. Парочка во всем призналась. Опознание — чистая формальность.
— А как насчет Лизбет? Что-нибудь выяснили?
— Это она заплатила им десять тысяч долларов.
— Не понимаю. И каковы же были их планы? Неужели просто собирались на неопределенное время поселиться здесь вместе с Эммой?
— Похоже, о будущем злоумышленники не задумывались. Лизбет сказала, что всего лишь хотела немного побыть с дочерью. Утверждает, будто Джейк не позволял ей видеться с девочкой и она якобы не смогла найти другого выхода. По ее словам, события просто вышли из-под контроля.
— Не вижу в этом никакого смысла.
— В вещах подобного рода его и не стоит искать. Именно это я имел в виду, когда сказал, что преступники обычно не блещут умом. По большей части им недостает сил на детальную проработку плана. В голове у них один-единственный сценарий — идеальное преступление, в котором все идет гладко и завершается успехом. Но стоит одному винтику разболтаться, как рассыпается весь механизм, а преступники просто не в состоянии пересмотреть план и выработать действенное решение.
Едем по извилистой дороге через Куэпос — мимо школьного двора, где дети играют в футбол, мимо автобусной остановки и зеленной лавки, мимо белых церквей, обшарпанных зданий и гостиниц. Вскоре город сменяется джунглями и джип начинает подпрыгивать на ухабах. Ветви деревьев царапают крышу.
— И давно вы этим занимаетесь? — спрашиваю, затаив дыхание.
— В общем, гоняться за преступниками не основная моя работа. Скорее, я… как бы точнее сказать… поддерживаю мир и порядок.
Он произносит эти слова так, что в них нет ни намека на пацифизм.
А потом внезапно джунгли расступаются, джип круто сворачивает, и мы выезжаем на недавно заасфальтированную дорогу. В жарком воздухе пахнет гудроном. Огромный, нарисованный от руки дорожный знак гласит «BIENVENIDA!»[19]. Слишком шикарно для городка, который представляет собой лишь кучку деревянных домишек, с церковью, фруктовой лавкой и полицейским участком. Машина останавливается перед церковью, где пожилая женщина, сидящая за складным столиком, продает всякую мелочь — три пластмассовые расчески, две бутылки теплой минералки, местные пейзажи, намалеванные на деревянных дощечках.
— Сюда. — Уиггинс кивком указывает направление. — Я, кстати, так и не спросил, где вы познакомились с Ником.
— Я фотограф. Он мой клиент. А вы откуда его знаете?
— Мы с ним когда-то работали вместе в ООН.
— Ник никогда не говорил, что работал в ООН.
— Наверное, он много чего вам не говорил.
Подходим к участку. Ничего особенного — всего-навсего одноэтажный кирпичный домик с некрашеной деревянной дверью и несколькими грязными окнами. Перед домиком разбит сад с буйно цветущими бугенвиллеями.
— Вы готовы? — спрашивает Уиггинс.
— Не очень…
Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и разглядываю свои ноги. Загар на ступнях кончается там, где начинались дешевые шлепанцы, которые я носила с тех пор, как приехала в Коста-Рику. Теперь, в новых кожаных сандалиях, купленных сегодня утром, чувствую себя не в своей тарелке.
Входим. В помещении работает кондиционер, пахнет газетами и дешевым одеколоном. Трое мужчин в форме, сидя за столом в углу, играют в шашки и пьют пиво.
— Hola![20]— говорят они.
Все здесь, видимо, знают Уиггинса. Навстречу нам поднимается самый здоровенный из этой тройки. Страж порядка улыбается, демонстрируя сияющую стальную пластинку на зубах. В течение пары минут Уиггинс обменивается с ним беглыми фразами по-испански, после чего полицейский со стальной пластинкой выводит нас из комнаты.
Шагаем по коридору, в который выходят пустые камеры, по три с каждой стороны. Здесь пахнет пережженным кофе и — слегка — мочой. В животе в тугой комок сплелись гнев, страх, тревога. Полицейский достает массивный ключ и открывает дверь. У меня пересыхает во рту, и я засовываю руки в карманы, чтобы скрыть дрожь. В течение последних одиннадцати месяцев все шло не так, как предполагалось, и мои попытки подготовиться к неожиданностям всякий раз обращались в ничто.
Мы находимся в крошечной комнате. Дверь защелкивается у нас за спиной. Часть комнаты отделена решеткой, позади нее стоят десятка полтора мужчин и женщин, все усталые и потные. Здесь нет кондиционера; только два вентилятора, гоняющие воздух внутрь клетки.
Полицейский поигрывает ключами. Вентиляторы слабо пощелкивают.
— Ну? — говорит Уиггинс.
Мне не нужно пристально разглядывать лица, не нужно думать. Вот эти люди, сидят на скамейке у самой стены. Волосы женщины собраны на затылке в хвост, точь-в-точь как я помню. Мужчина слегка поправился, лицо округлилось, но все-таки это он. С удивлением отмечаю, что они не кажутся испуганными. Эти двое не похожи на преступников. Ищу какое-то семейное сходство между Тедди и Лизбет, но тщетно. Тедди и Джейн сидят бок о бок, сгорбившись и держась за руки, как те парочки, которые я видела в церкви, будучи ребенком, — парочки, не верящие в Бога, но все-таки пришедшие на службу в обмен на бесплатную рождественскую индейку или пакет с ношеной одеждой.
Смотрят в пол. Тедди грызет ногти. Он совершенно не похож на человека с Ошен-Бич — невозмутимого и спокойного, уверенного в собственной неотразимости. Два дня назад, увидев, насколько исхудала Эмма, мне хотелось его убить. А сейчас вместо слепой ярости ощущаю легкую тошноту.
— Вон они, — кивком указываю в сторону скамейки.
— Которые?
— Сидят у стены. Светловолосые.
Женщина поднимает голову, как будто услышала свое имя. Пытаюсь разгадать выражение ее лица. Сожаление? Страх? Гнев? Ничего подобного. Лицо равнодушное, глаза тусклые. Я пристально смотрю на нее, бросаю ей вызов, но Джейн торопливо отводит взгляд.
