Книга Юджин - повелитель времени. Книга 1. Мир Трех Лун - Гай Юлий Орловский

Он охнул, чуть в ужасе не ринулся ко мне, но я с посохом в руках приготовился к короткой схватке, и он поспешно остановился. Я показал выразительным жестом, что еще шаг, и вот этой штукой, что у меня в руках, проломлю череп.

— Хорошо-хорошо, — пролепетал он в ужасе, — где тут пять шагов… ага, вот тут…

— Это три, — неумолимо сказал я. — Иди на шаг дальше. Что-то у тебя шажки детские!.. У тебя что, там пусто? Мужчина должен шагать шире!

Это подействовало, мужчина даже перед лицом смерти не допускает умаления своих мужских достоинств. Он отодвинулся на действительно широкий шаг, чуть не раздирая ноги.

— Так?

— Так, — ответил я. — Это предел. Ближе не подходи. Тебе же здоровее.

— Так и пойду, — сказал он послушно, — а давай вернемся, а?

— Насмешил, — сказал я саркастически, хотя до писка хотелось в самом деле плюнуть на все и вернуться. — Надо идти!.. Вперед и с песней! Но про себя.

Он буркнул:

— Всю жизнь эти слова слышу. А когда же полежать?

— Ложись, — сказал я, — отдохни. Тебя как зовут?

— Гмыр…

— Будь здоров, Гмыр.

Я пошел, не оглядываясь, кусты тут же затрещали, я напрягся и приготовился к схватке, но ветви трещат справа от меня, я лишь бросил косой взгляд, не поворачивая головы, а то поймет, что страшусь его в самом деле.

Деревья расступились, открывая небольшую полянку, я шагнул и остановился, сперва решил, что лежащие там кости принадлежат животному, слишком длинный череп и узкие плечи, но подошел ближе, осторожно потыкал носком сапога в блестящие кости. Абсолютно чистые, ослепительно белые, без намека на работу меча или топора, нет переломов, даже ни следа зубов, как будто все мясо и сухожилия выгрызли аккуратисты-муравьи.

Гмыр настороженно следил за мной издали, но ничего не случается, подошел чуть ближе, чем оговорено протоколом о намерениях.

— И че?

— Экспертиза, — объяснил я. — Череп все ж длинноват для человека, а вот плечи бывают и поуже. Наверняка интеллигент и даже демократ, вон какой лобище! Вдвое шире, чем у тебя. Два пальца поместятся. Еще и на полмизинца место будет, хоть и не хватит.

Он пощупал свой лоб, ошалелые глаза не отрывают перепуганного взгляда от скелета.

— Кто его так? Муравьи?

— Вряд ли, — ответил я, глубоко оскорбленный предположением, что благородные муравьи способны на такую глупость, — не такие идиоты, чтоб одежду жевать, как глупая моль!

— А что?

— Нечто непонятное, — объяснил я резонно, — а раз непонятное, то все понятно, верно?

— Ну да, — согласился он уверенно, — магия!

— Вот-вот, — подтвердил я догадку, — дикая лесная магия, что защищает свой лес. И хотя этот долицефал тоже, скорее всего, лесной житель, в городе бы такого затюкали, но лес от любых нарушителей защищается.

— Чего? — спросил он угрюмо.

— Свои тоже могут нахамить, — объяснил я. — Священный Ясень обозвать дурным словом, а то и помочиться на дерево…

Он посерьезнел, я понял по его лицу, с каким титаническим напряжением работает мысль, стараясь вспомнить, не мочился ли на дерево, и приходя к ужасной идее, что мужчина, как любой кобель, всегда ищет для этой понятной и нужной цели что-то вертикально торчащее.

— Пойдем дальше, — сказал он нервно и пугливо огляделся по сторонам. — Тут как-то не так.

— А где как?

— Нигде, — согласился он, — но лучше идти! Не так страшно.

— Ну да, — согласился я, — вроде при деле… Не подходи ближе!

Он торопливо отступил.

Через полчаса упорной ходьбы лес кончился, но при взгляде на поляну я судорожно вздохнул, а Гмыр выругался тихо и беспомощно. Деревья начинаются за две сотни шагов, но все разделяющее пространство заполнено буграми из толстых корней, что выдвинулись из земли, вспучивая толстый мох, а во многих местах и прорвав, там гладкие и блестящие, словно покрыты не только лаком, но еще и слизью.

— Как, — сказал Гмыр, — переть через такое… Обойдем?

Я хотел предложить то же самое, но когда такое говорит противник, все нутро бунтует, я сделал над собой усилие и ответил почти недрогнувшим голосом:

— Здесь хотя бы светло. Но если хочешь, обходи.

Он зыркнул направо-налево, скривился.

— А как тут…

— Пройдем, — ответил я, — где пройдет олень… а если и не пройдет…

Он замолчал, глядя, как я вскочил на высокий корень, покрытый мхом, перешагнул на соседний, а потом пошел где переступать, где прыгать, старательно выбирая те, что под ковром мха, но на пятом мох разлезся под моей ногой, я не успел оттолкнуться, как соскользнул между корнями.

Боль стегнула дикая, я задохнулся на несколько секунд, а тут еще ноги зависли в пустоте, странное ощущение, что под этими корнями вообще бездна, оттуда несет могильным холодом.

Кое-как выкарабкался, все еще зажимая одной рукой зверски ушибленное место, попробовал наступить на голый корень, но он не просто блестит отполированным деревом, и вовсе не роса это, а в самом деле слизь, будто проползли миллионы толстых улиток.

За спиной и слева болезненные вскрики, ругань, снова вскрики, я не поворачивал головы, сейчас нет ничего важнее, чем поставить ступню так, чтобы не соскользнула, медленно передвигался, делая вынужденные зигзаги, а противоположная стена деревьев приближается так медленно, что вроде и не приближается, а только сдвигается то вправо, то влево.

Гмыр бежит в сторонке, полностью полагаясь на меня, потому смотрит под ноги, а я чуть ли не впервые в жизни ощутил себя в роли вожака, странное чувство, никогда им не был, всегда один из стаи, всегда один из стаи…

Впереди в тени деревьев проступило нечто огромное и темное, присевшее под раскидистым стволом. Я всмотрелся, все верно, заброшенная избушка, такие называют охотничьими, на высоких некогда столбах, теперь почти полностью утонувших в мягкой лесной земле, окна зияют пустотами, дверь сорвана и лежит на земле в двух шагах от входа, а сквозь нее проросла не только трава, но и ветки кустарника.