— Тогда я найду какой-нибудь другой способ избавиться от тебя.
Макс нервно рассмеялся:
— Да, я не сомневаюсь. Уж кто-кто, а я хорошо знаю ваши способы!
— Ты на что намекаешь?
— Ну, один-то раз вы меня уже пытались убить, господин Зарецкий.
— Что?!.. Я к этому не имею никакого отношения. И оправдываться перед тобой не собираюсь!
— Естественно, кто бы сомневался.
В самый разгар ссоры Баро вдруг поймал себя на мысли, что ему даже нравится дерзость Максима. Если бы он сейчас сжался, усох, увял — струсил, одним словом, Баро сказал бы себе: «И вот из-за этого я ругаюсь с любимой дочерью?» А так он, по крайней мере, видел достойного противника.
— Не хочешь слушать доброго совета — дело твое. Смотри, чтоб потом не пришлось об этом пожалеть!
— Разберемся. У меня своя голова на плечах есть!
— Ты бы о Кармелите подумал! Максим! Ты же ей жизнь ломаешь!
— Неправда. Я хочу, чтобы она была счастлива! И мы будем вместе! Вот увидите, будем!
— Много ты на себя берешь, смотри, не надорвись! Чтобы ты к моей дочери на пушечный выстрел не подходил! Надеюсь, на этот раз ты меня хорошо расслышал.
— Надеюсь, и вы, господин Зарецкий, хоть что-то расслышали из того, что я сказал.
Баро решил, что все сказано. Собрался уходить. Но он не мог позволить, чтобы последнее слово было не за ним:
— Смотри у меня, болтун!
Когда Баро вышел, Максим без сил плюхнулся на кровать. Почувствовал слабость, как будто вся кровь, что в нем еще оставалась, вытекла. Невероятно сильно, просто как-то болезненно захотелось увидеть Кармелиту. Распаковал, хищно раздирая бумагу, картину, ее портрет. В номер без стука вошел Палыч. Запыхавшись, бросился к Максу:
— Ты чего на кровати? Жив?!
— Жив, Палыч. И умирать не собираюсь.
— Это-то я понимаю. Главное, чтоб тебе не помогли в этом деле. Что это за цыган из твоего номера только что вышел? Уж больно грозен! Кто таков?
— А это отец Кармелиты… — Максим ненароком кивнул в сторону портрета.
— Хм-м. Ясненько, — хмыкнул Палыч. — Ну, я гляжу, отец ваше общение не очень-то одобрил?
— А ты, Палыч, сам как думаешь?
— Я свое уже отдумал…
— А я нет. Не знаю, что мне делать… С Баро мы еще большими врагами стали. В том, что Кармелиту люблю, я еще больше убедился. Наверно, все же уезжать нужно. Но Зарецкий мне угрожал. Так что даже не только из-за Кармелиты, а просто назло ему, чтобы показать, что не струсил, хочется остаться.
— Остаться? А как жить-то будешь? Работу-то потерял!
— Ну, Палыч. Руки-ноги есть, работа найдется. Пойду в истопники к тебе! Ты же знаешь, я никакой работы не боюсь. Заместитель Палыча Максим Орлов, а?
Но Палыч его уже не слушал. Старик пристально смотрел на талисман, болтающийся на груди Максима.
— Э-э, парень, брось трепаться. Ты лучше скажи, что это за штуковина?
— Амулет цыганский. Кармелита мне его подарила. Сказала, что защищать меня будет.
— Ерунда это… — грустно сказал Палыч. — Меня он что-то не сильно защитил…
— А ты тут при чем? — удивился Максим. — Амулет-то мне подарили.
— Да при том, Максимка, при том, — Палыч неторопливо достал из-за пазухи маленький мешочек, висевший на шнурке. — Ты вот это видел?
— Конечно, видел. Еще думал: «Что ж там Палыч такое носит, поближе к сердцу?» Только спросить стеснялся.
Максим вскочил с кровати, снял свой оберег. Поднес его к амулету Палыча — они были одинаковы. Абсолютно одинаковы. Кожаные мешочки. А к ним пришиты одинаковые золотые кругляшки.
— Да, Максимка, близнецы просто. Только с разницей лет в сорок. Стареют амулеты так же, как и люди.
— Как это получилось, Палыч, откуда?!
— Кто сделал твой амулет?
— Не знаю…
— Вспомни. Кармелита что-то говорила об этом?!
— Ну что-то, да… Что-то говорила…
— Что?! — Максим никогда не видел Палыча таким.
— Вроде ее бабушка сделала…
— Как зовут бабушку?
— Рубина.
— Рубина?! — Палыч схватился за сердце, сел на кровать, покачал головой, как будто отгоняя наваждение.
— Да, — продолжил Максим, — Рубина.
— Вот и пересеклись наши дорожки, — едва слышно сказал старик и повторил, с удовольствием выговаривая каждую букву: — Р-у-б-и-н-а…
— А откуда ты знаешь бабушку Кармелиты?
— Так ведь я тебе рассказывал…
— Что?.. — Максим был потрясен не меньше Палыча. — Так та цыганка, о которой ты рассказывал, и есть…
— Да. Да, — сказал Палыч. — Она самая и есть бабушка Кармелиты!
Максим точно так же, как несколько секунд назад его друг, схватился за сердце и сел на кровать. И так же недоуменно покачал головой:
— Получается, я сейчас всю твою историю повторяю. Да-а… Значит, ты тогда человека убил.
— У меня не было другого выхода… Я ведь безоружный был. Это брат Рубины достал нож. Пришлось спасать… И ее, и себя…
— Ну, так если это он нож вытащил, значит, ты просто защищался…
— Ну и что… Мне-то от этого не легче… Я… кровь ее родного брата на мне… Мать Рубины — Ляля — пуще всех тогда злилась. Я бы… я не знаю… я бы все отдал, только б он живой остался!
— Палыч, но Рубина-то жива! Тебе нужно с ней встретиться, объяснить ей все. Ну, Палыч.
— Пустое, Максим… пустое. Не надо никаких встреч. Она мне и так каждую ночь снится! А вживую увидеться… Зачем?.. Только хуже будет.
— Но ты же ее любишь до сих пор!
— И что с того?! Сорок лет не виделись — и не надо! Нет, нет, нет, никаких встреч…
— Зря, Палыч, борись… А может, она тоже о тебе думает?!
— Может… — сказал старик и вдруг вскинулся и заговорил уже другим, затвердевшим голосом: — И знать не хочу!.. И тебе в сотый раз советую, забудь свою…
— И что ты мне советуешь? Что?! Чтоб я, как ты, потом сорок лет мучался?.. Нет, я понял. Я поеду и встречусь с бабушкой Кармелиты!
— Дурачок… Зачем?
— Я ей расскажу про нас с ее внучкой! Я думаю, она поймет. И подскажет. Поможет мне. То есть нам с Кармелитой.
— Да ты ее и в глаза не видел!
— Ну, не видел. Зато из тюрьмы вытаскивал. Она поможет! Я ей… я этот амулет покажу. Ну не враг же она своей внучке! Она что-нибудь придумает, она поможет. Как Рубина скажет, так и будет. Скажет уехать, точно уеду!
Глава 36
Баро в бешенстве ходил вдоль и поперек Кармелитиной спальни:
