Паскаль, как ни старался, не мог достучаться до жены. Мазарин спасла Сара Миллер. Она проводила в больнице целые дни, ухаживала за снохой, разговаривала с ней, читала, заботилась о ней так, как никогда не заботилась о сыне. Сара чувствовала боль Мазарин, но не понимала саму себя: она должна была ненавидеть соперницу, но вместо этого любила ее. И малыша, который должен был родиться.
Паралич голосовых связок не давал Мазарин издать ни звука, но как-то вечером она попросила у Сары блокнот и ручку и начала писать.
Так она поведала свекрови свою историю, которую до сих пор не рассказывала никому, даже Паскалю. Мазарин честно излагала все до мельчайших подробностей, бесстрашно отвечала на вопросы и чувствовала, как с плеч спадает непомерная ноша. Словно робкая девчушка, превращенная злой ведьмой в старуху, сбросила чары и обрела свободу.
Мазарин рассказала Саре о своей матери и об отце, которого почти не помнила. Об одинокой жизни в зеленом доме в компании Святой и кошки по кличке Мадемуазель.
Рассказала о том, как пряталась в шкафу, разговаривала сама с собой и чувствовала, как одиночество постепенно пожирает ее. О долгом существовании вне мира, словно жертва кораблекрушения на необитаемом острове. О боли и печали.
О том, как в один прекрасный день открыла саркофаг и нашла ключ, как искала замок, к которому он подошел бы, как пыталась свести счеты с жизнью и томилась в плену у Мутноглазого.
О том, как узнала об Арс Амантис, о том, как встретила Кадиса, единственного человека, которому было до нее дело. Человека, которого она безумно полюбила.
О том, как боролась с собой и потерпела поражение в этой борьбе.
Мазарин доверила бумаге все свои слезы, страхи, радости, сомнения... День за днем она писала, перечитывала написанное, зачеркивала и начинала снова. Ее признания становились тайной, которую знали только двое.
А когда у девушки почти не осталось слов, она вывела на последней странице имя почти загнанной на самое дно души, почти забытой, но еще живой любви: Паскаль.
105
Однажды вечером, когда Мазарин заканчивала кормить дочку, в комнату вошел Паскаль с таинственной улыбкой на губах.
— К тебе гости, милая.
— Ко мне?
— Ну да, к тебе... И к Сиенне.
— Кто же это?
— Не скажу. — Паскаль наклонился и поцеловал жену. — Это сюрприз.
— Ладно. Ты нас заинтриговал, правда, зайчонок? — Мазарин нежно коснулась губами крошечных пальчиков девочки.
Паскаль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся. Вошедший вслед за ним старик держал в руках большую кожаную сумку, из которой выглядывала кошачья мордочка.
— Аркадиус! — воскликнула удивленная и обрадованная Мазарин.
— Дочка! А ты, как я посмотрю, времени не теряла.
Старый антиквар поцеловал Мазарин и погладил младенца по головке.
— Господи, как я рада! Сколько же мы не виделись!
— Она очень красивая. Как ее мама, — улыбнулся Аркадиус. — Можно ее подержать?
— Конечно.
Малышка смешно наморщила нос, когда колючая борода антиквара коснулась ее щечки.
— Отец, должно быть, умирает от гордости.
— Еще бы.
Аркадиус снова повернулся к Мазарин.
— Если бы ты знала, чего мне стоило тебя отыскать, дочка. Нельзя вот так ни с того ни с сего пропадать.
— Вы ведь и сами пропали, помните?.. Уехали в Барселону. И даже не позвонили... Я понятия не имела, где вы, — Мазарин укоризненно покачала головой. — А потом... Столько всего произошло!
— Знаю, знаю. Бедная девочка! Если бы ты только мне доверилась.
Аркадиус взял ее за руки.
— Боже мой, а кто это там у нас? — Мазарин потянулась к забытой на полу сумке. — По-моему, это Мадемуазель.
Она протянула дочь Паскалю.
— Иди к папе, золотце.
Мазарин достала кошку из сумки, поприветствовала ее, погладила и вернула обратно.
— Я вас покидаю. Вам наверняка есть о чем поговорить. А я пока займусь нашей принцессой... Тем более что ей, кажется, пора сменить пеленки.
Паскаль унес Сиенну, оставив жену наедине с антикваром.
— Садитесь, Аркадиус.
Старик уселся в кресло.
— Я тебе очень сочувствую, дочка. Я знаю, сколько тебе пришлось вынести. По телевизору говорили о последней выставке Кадиса и том, что ты была его соавтором... И о трагедии тоже. Ты ведь его любила?
Мазарин не ответила; в этом не было нужды. Аркадиус прочел ответ в ее глазах и решил не бередить едва затянувшуюся рану.
— Знаешь, как я тебя нашел? Это было непросто, но я сумел связаться с Сарой. Она удивительная женщина... И очень тебя любит.
— Я знаю. — Мазарин сжала руку антиквара. — Простите, что не искала вас Аркадиус. Я совсем запуталась!
— В жизни ничего не бывает просто так. Возможно, тебе стоило пережить все это в одиночестве. Между прочим, я принес тебе подарок. Мне кажется, он должен тебе понравиться.
Антиквар достал из кармана пиджака маленькую коробочку в подарочной обертке.
Пока Мазарин разворачивала подарок, старик продолжал:
— Мне чудом удалось вырвать его из лап мафии. Джереми выставил твою реликвию на торги.
Девушка надела медальон и подняла на Аркадиуса заплаканные глаза.
— Не знаю, как вас благодарить. Я думала, что больше его не увижу.
В комнате ненадолго воцарилась тишина, потом антиквар снова заговорил:
— Мазарин...
— Да?..
— Я пришел не просто так... Ко мне в руки попал старинный ларец, который на самом деле принадлежит тебе.
Девушка удивленно вскинула брови.
— Когда ты исчезла, я стал присматривать за твоим домом. Присматривать... И заодно исследовать. Прости меня за такую наглость. Вокруг тебя было слишком много тайн, и след, который мне удалось взять в Барселоне, привел к тебе. В шкафу, где покоилась Святая, обнаружился подземный ход, он-то и привел меня к ларцу. Он твой. И в нем, согласно легенде, хранится вся история Святой.
— Нет, Аркадиус, пусть он останется у вас. Вы знаете толк в древностях и сможете о нем позаботиться. Это был ларец Сиенны, а она... Ее больше нет.
— Ошибаешься.
106
Ла-Рюш пылала всю ночь.
На рассвете, когда пожарные сумели пробраться к подъезду, слабый аромат лаванды еще пробивался сквозь густой запах дыма.
Пепел перемешался с подтаявшим снегом, и на подходе к дому образовалось целое болото, пройти по которому можно было только в специальных сапогах. Пожар превратил Ла-Рюш и окружающие ее постройки в обгоревшие руины. И только неутомимые кариатиды все еще держали на плечах козырек подъезда. Над безрадостным пейзажем по-прежнему как ни в чем не бывало высился железный шпиль Ла-Рюш. Скелет павильона Британских островов выстоял. Статуя Эйфеля тоже.
