Он был точно таким, каким его представлял себе Тесла.
Но только он был неузнаваем.
Может, еще до Великой войны, когда Джон Джейкоб Астор исчез в студеных водах вместе с инкрустированным «Титаником». В том же году Тесла стоял на отпевании Джей Пи Моргана.
Без этого колоссального врага мир не мог оставаться прежним. Как он вообще мог существовать без маленьких злобных глазок и угрожающе огромного носа?
На следующий год скончался Вестингауз, боец, который никогда не отдыхал. Вслед за ним ушел в мир иной друг природы, хрупкий и благородный Джон Мьюр.
Возможно, эти люди еще до смерти были для Теслы призрачными.
До войны он был необыкновенной, но реальной личностью.
Во время войны государство воспрепятствовало вынесению вердикта о приоритете изобретателя радио.
Одинокий пианист играл в огромном зале. Провожаемый буддистской улыбкой метрдотеля, он покинул блистательный отель, в котором провел двадцать лет. Каждая новая фаза жизни начиналась с изгнания из рая. Быстрые пальцы пробегали по клавиатуре, когда он в последний раз толкнул вращающиеся двери «Уолдорф-Астории», бормоча под нос:
Он смотрел на вещи так, будто не мог понять, для чего они предназначены. Заглядывал в чужие окна, в чужие жизни с беззлобной улыбкой, которую начинающая старость превратила в зазорную. Он, как ночная бабочка, питался светом. Весь мир он воспринимал как освещенную витрину, холодно рассматривая ее со стороны. Самое странное было то, что осветил эту витрину он сам.
Мир смеялся.
106. Нос и пробор
Я сражаюсь со злым временем, что пожирает все вокруг.
Сервантес. Дон Кихот
«Нос и пробор», — подумал Тесла, когда впервые увидел его.
Хьюго Гернсбек любил носить «бабочки» в горошек. Гернсбек привел Теслу в свою электрическую лабораторию под надземкой на Фултон-стрит.
— Счастье, что у меня нет стеклодувной мастерской! — перекрикивал он бруклинский экспресс.
У Гернсбека было тесно. Едва хватало места шести мухам, исполнявшим под потолком свой многоугольный танец. В маленьком объеме стояло несколько шкафов, которые, если внимательно присмотреться к ним, превращались в радиоаппараты. Аппараты были настроены на разные станции.
— Боже, какой беспорядок! — невольно вырвалось у посетителя.
— Идеи всегда сумбурны. Безыдейность педантична, — равнодушно парировал Гернсбек.
— Боже мой, Боже, — продолжал шептать Тесла.
Только лампа с зеленым абажуром привносила мир в это хаотическое пространство.
— Представься. — Гернсбек толкнул локтем близорукого помощника.
— Энтони, мистер! — произнес помощник.
У виска торчала скрепка, которая поддерживала его очки. Энтони занимался любой работой: продавал электрооборудование, принимал статьи для журнала Гернсбека «Электрикал экспериментер», ругался с типографиями. Он был склонен к внезапным эскападам.
— Как вы думаете, кто я такой? — ни с того ни с сего бросался он на шефа.
— Вы необыкновенный человек, — успокаивал его Гернсбек.
Как мы уже выяснили, галантный герой этой правдивой истории, Никола Тесла, перешел в другое измерение. Одной ногой он ступал в легенду, другой — в забвение. Прежде он с глубочайшей скромностью претендовал на статус выше человеческого. Теперь он начал беззастенчиво хвастаться.
— Вы не могли бы объяснить, почему мой проект передачи энергии сквозь планету не может встать наряду с открытиями Архимеда и Коперника? — вежливо спрашивал он.
Когда монументальный проект Уорденклиф рухнул, нехватку практических достижений он заменил вагнерианским шумом в газетах. Он рассуждал о формах жизни на Марсе. Герои и полубоги были изгнаны с Земли в межгалактическое пространство.
Да, Гектор там.
И Ахилл.
В его обществе остались в основном вдовы и вдовцы, которые возникали в старческих автобиографиях.
В полночь Хьюго Гернсбек и Тесла прохаживались по акустическому холлу «Гранд-сентрал-стэйшен». Набриолиненные волосы Гернсбека сверкали под латунными люстрами.
— Пишите! — повторял ему Хьюго Гернсбек. — Пишите и вы!
— Знаете, как будет называться биография, которую я напишу для вас? — спросил Тесла.
— Как? — громко рассмеялся Гернсбек. — «Христос, Будда и я — скрытое различие»?
— Она будет называться «Моя жизнь», — ответил Тесла.
* * *
О лесные нимфы и дриады, обитающие у горных источников, и вы, разыгравшиеся сатиры, помогите мне вновь увидеть мир детства, от которого меня отделяют двадцать тысяч рассветов!
Мир детства был как античный храм, заросший травой, населенный ящерицами и сатирами.
Картины поначалу были совсем как те глубоководные рыбы, которые лопаются при извлечении на поверхность моря. Постепенно Тесла привык к их виду.
— Прошлое стоит перед моими глазами: вижу дом, церковь, сад, ручей под церковью и лес над ней — если бы я был художником, то смог бы нарисовать все это.
Он почувствовал запах земли и вымени. Он вернулся в древнюю Лику. Его мир опять населяли жабы с золотой монетой на языке и псы с горящими свечами в зубах. В гору скакали круторогие козы. Чабаны играли на больших листьях. Здесь вместе жили люди, боги и животные. Вещун и домовой ссорились на мельнице. Зачарованный народ только поплевывал.
Глаза матери стали центром памяти. Мама что-то перемешивала в котелке, мир вокруг нее превращался в водоворот. В водовороте мчались огоньки. Огоньки один за другим разворачивались перед ним в картины.
Мане вращал глазами хамелеона. Неустрашимая Джука одной левой завязывала ресничку в узелок. Кот, окруженный чистым сиянием, встряхивал лапкой. Отец за закрытой дверью ругался и молился на разные голоса:
— Иисусе, Спаситель мой, спаси меня. Иисусе Пресветлый, светлоносными ранами покрытый, преобрази мою нечистую и мрачную жизнь…
Друзья отца выглядели великими и славными, как Менелай и Агамемнон.
На иконе его ангела-хранителя святой Георгий убивал змия, не обращая никакого внимания на свои действия.
Наш герой, совсем как Сервантес, начал писать «не седыми волосами, но сердцем, которое с годами становится мягче».
В другие времена, в стране далекой…
Составляя свое жизнеописание, он часто приходил в мастерскую на Фултон-стрит. Может быть, ученые и перестали его слушать, но отец только что народившейся научной фантастики, Хьюго Гернсбек, навострил уши. Навострили уши и его друзья. Они приходили на Фултон-стрит, чтобы увидеть «величайшего изобретателя всех времен, талантливее Архимеда, Фарадея и Эдисона, ум которого является одним из семи чудес интеллектуального мира»…