Почему теперь все употребляют слово «неприемлемый»? Утром раздраженная женщина позвонила в прямой эфир «Вкуса жизни»:
В вечерних «Новостях Восточных Центральных графств» после удручающего репортажа о расчлененном теле, найденном в передвижном мусорном баке в пригороде Ноттингема, полицейский сказал:
— Это тихий жилой район, отчего подобное преступление становится тем более неприемлемым.
— Я заметил, что бак простоял на тротуаре три дня, что безусловно неприемлемо.
Суббота, 26 апреляУвидел в окно, как Бернард на всех парах несется к дому. Заметив меня, он помахал мне чем-то, что при ближайшем рассмотрении оказалось годовой подшивкой комиксов «Медвежонок Руперт». Глянув на обложку, я сразу понял, почему Бернард так спешил. Руперт был бурым, а в выходных данных значился 1973 год.
В том же году издатели изменили цвет медвежонка на белый, бурых выпусков было отпечатано очень немного. То есть редкие издания с бурым Рупертом для книжного дилера все равно что Святой Грааль.
— Я нашел их на распродаже домашнего имущества в саду викария. Искал пару приличных штанов и вдруг зацепил глазом вот это. Состояние идеальное, никто в них никогда не заглядывал.
И верно, комиксы были как новенькие.
— Сдается, тот, кому их подарили, разделял мое мнение касательно сиятельного медвежонка, — хмыкнул Бернард.
— И каково же твое мнение?
— Ну, он был слегка дегенератом, разве нет? Медведь с серьезным пристрастием к наркоте. Подозреваю, это были галлюциногенные субстанции.
Бернард бережно листал страницы, на которых Руперт переживал одно странное приключение за другим на фоне еще более причудливых пейзажей, сильно смахивающих на картины Дали.
Открыв сайт книжных дилеров, я принялся вводить информацию.
— Сколько ты за них заплатил?
— Я купил подшивку Руперта, пару трикотиновых брюк и галстук в полоску. Божий одуванчик за складным столиком взял за все про все девяносто пенсов.
Увидев сумму, за которую был продан Руперт 1973 года на недавнем аукционе, я предупредил Бернарда:
— Если тебе прописали таблетки от сердца, самое время принять лекарство… Шестнадцать тысяч фунтов!
Бернард сел и закурил.
— Не может быть, — охнул он. — Я всегда был последним в очереди, когда госпожа Удача раздавала подарки.
Мы похлопали друг друга по спине, как это принято у мужчин. А потом я заставил его завернуть драгоценное издание в кухонное полотенце и положить в пакет.
— Я должен тебе за жилье и питание, начиная с Рождества, — сказал Бернард.
— Ты каждую неделю давал мне денег из пенсии, — возразил я.
— Тогда, кореш, я куплю тебе что-нибудь для обустройства твоей земли.
Позвонил мистеру Карлтон-Хейесу с известием о подшивке с бурым Рупертом. Оправившись от потрясения, он сказал, что знаком с одним американским коллекционером, который «дорого бы дал, чтобы обзавестись подобным изданием».
Как поживает Лесли, осведомился я и после короткой паузы услышал:
— У Лесли все замечательно, а как вы, дорогой мой?
Чувствую себя лучше, сказал я, и в основном занимаюсь тем, что возделываю мой участок земли.
— Полагаю, вы прочли «Уолдена» Торо?
— Эта книга лежит на тумбочке у моей кровати.
Когда я опустил трубку, Бернард спросил:
— Ты готов разобраться с книгами, что дал нам мистер К.-Х.?
Я кивнул. Затем полдня мы разбирались с относительно ценными книгами из магазина. Отобрав те, что оставляем себе, остатки решили продать через Интернет.
— Видишь, приятель, мы опять можем называться книготорговцами, — радовался Бернард.
Воскресенье, 27 апреляБретта никто не видел уже два дня! Боюсь, между банкой из-под фасоли и его исчезновением существует прямая связь.
Мать думает, что банка до сих пор у меня. Отец умолял ничего ей не говорить.
Много ли денег там было, поинтересовался я.
— Слишком много, — мрачно ответил отец.
Понедельник, 28 апреляЯ отправлял посылку Гленну в Афганистан (обувная коробка, заполненная доверху: носки, зубная паста, фруктовый мармелад, слоенки с сыром, рисунок от Грейси, письмо от моей матери, крем для бритья, сухое печенье «Риц» и пирог со свининой «Уолкерс»), когда на почту вошла Кэтлин Болдри, одна из воинствующих школьных поварих. Она размахивала петицией, гневно обличающей муниципалитет, который разрешил Фэрфакс-Лисетту устроить парк сафари.
— Никто из нас не сможет чувствовать себя в безопасности, когда львы и тигры разгуливают на свободе, — поддержала протест Венди Уэллбек.
— А движение? Сколько машин прибавится! — выкрикнула стоявшая передо мной женщина с кислой физиономией.
— Говорят, там будут жирафы, — вставил я.
— Жирафы! — изумился кто-то в очереди.
— Только жирафов не хватало! — возмутилась миссис Голайтли. — С их длинными шеями легко подглядывать за людьми.
— Здесь не Африка! — прохрипел согбенный старикан.
— Мы должны пойти маршем на Фэрфаксхолл, — подал идею Тони Уэллбек, — и заявить Фэрфакс-Лисетту, что деревня против.
