— Так или иначе, ты проложила свой собственный путь.
— Нет, Мутти. Не проложила… То есть, конечно, я всю жизнь что-то делала. То одно, то другое… Но то ощущение, которое я испытывала верхом на Гарри, так и не вернулось. Вот у меня шарики за ролики и заскочили, когда появился Гарра. Вроде как второй шанс… Не знаю… Я, наверное, чушь несу, да?
Я умолкаю, чтобы не разреветься вконец. Мутти ждет, потягивая вино.
— В общем, я хочу употребить деньги на спасение фермы.
Я пытаюсь подобрать убедительные слова, чтобы она по-настоящему поняла меня.
— Это даже не из-за папы. Это ради нас всех. Для тебя, для меня, для Евы… Слушай. — Я передвигаюсь на краешек кресла, меня уже не остановить. — Я не хочу уезжать отсюда. Что мне где-то там делать? Чем в Миннеаполис, я лучше на Аляску уеду. И потом, здесь есть лошадка, которую я для Евы хочу взять. Она говорит, что в школу вернется и в центре по спасению помогать будет. Куда ей переезжать? Да и мне? И тебе тоже, кстати. Нет, самое разумное — это осесть тут. Ты будешь вести дела на конюшне, я — с учениками возиться…
— Ты не сможешь учить, — отмахивается она.
— Это почему?
Я сама слышу, что в голосе у меня звучит обида.
— Я вообще-то по четырехзвездочному уровню работала на…
— Все это мне известно, — с некоторым раздражением перебивает она. — Я там была, если помнишь. Просто как ты будешь учить, если не ездишь сама?
— Значит, поеду.
Она быстро оборачивается и смотрит на меня как на полоумную.
— Что ты на меня как на дурочку смотришь?
У Мутти на лбу движутся морщины, но она молчит.
— Что я такого безумного предложила? Я же не на соревнования заново собираюсь.
— Просто все эти годы ты на стенку лезла от малейшего упоминания…
— Верно. Однако теперь все изменилось. Все по-другому…
Я медлю, не зная, как объяснить ей, что весь мой мир сменил орбиту, что я в лепешку расшибусь, только бы здесь остаться. С этой фермой связано мое будущее. И будущее Евы. И за это я намерена драться. И Дэна я во второй раз нипочем не потеряю.
И я так хочу снова сесть в седло, что аж ноги чешутся. И по ночам снится…
В итоге я прихожу к выводу, что объяснять бесполезно. Я могу только показать ей.
Глава 21
— Пятки ниже, Малькольм!
Микрофон не работает, и я срываю горло третью смену подряд. Голос садится, к вечеру я сиплю и хриплю.
— Еще, еще ниже! Не получается — попробуй носки задрать!
Разматазз являет чудеса долготерпения. Мальчишка на редкость бестолково размахивает руками и ногами, а умница Тазз все равно все делает правильно. Зря ли папа его так любил…
— Так, так, уже лучше! Намного лучше! Теперь руки. Отведи локти назад. Должна быть прямая линия от локтей к трензелю. Вот, вот, молодец… Так, а теперь давай по диагонали. В углу сделаешь полуодержку, потом репризу галопа. И про постановление не забудь!
К середине диагонали Малькольм снова принимается взмахивать локтями. Его ноги вытягиваются вперед — носками вниз.
— Ау, Малькольм! Ты на лошади едешь, не на «харлее»!
Мальчишка понимающе улыбается в ответ.
— Смотреть вперед! — рявкаю я.
Учить ребятишек оказалось даже забавнее, чем я ожидала. Я чувствую себя вошедшей в образ актрисой. Я требовательна, но терпелива. Строга, но снисходительна. Я вдохновляю и развлекаю… Ну, или мне хочется так думать. Я заставляю учеников выкладываться на всю катушку и слежу, чтобы они не сачковали. И никогда не забываю похвалить, если у них получается.
Такой подход, похоже, работает, потому что у нас опять нет отбоя от учеников. Мутти — менеджер не чета мне, и у нас снова заполнены все денники. Я же веду по восемь смен в день, а иногда и по девять.
Малькольм смотрит точно перед собой, его конечности на какое-то время принимают правильное положение. Он добирается до угла и делает постановление. Миг — и мудрый Тазз поднимается в легкий галоп, причем с нужной ноги.
Другое дело, Малькольм не догадался должным образом его об этом попросить. Он лишь подобрал повод, и Тазз понял для чего. В следующий раз посажу мальчишку на Малахита. С Малахитом такой номер не пройдет.
— Войти можно? — кричат от дверей.
Я оглядываю манеж, проверяя, где Тазз. Он в дальнем углу, все так же скачет неспешным галопом. На каждом темпе Малькольм самым позорным образом подлетает в седле.
— Входи, кто там, — кричу я.
Появляется Ева. Она ведет Флику, на руке у нее свернутая кольцами корда. Фиолетовая, конечно. Вся Фликина амуниция — фиолетовая. Недоуздок, сетка на голову от мух, чембур… и даже шоу-попона. Кажется, Ева хочет таким образом мне показать, что собирается выставлять Флику на лошадиных конкурсах красоты. Для начала — в категории «под уздцы», но впоследствии… как знать? По этому поводу я в смятении. Я не хочу ни подталкивать ее к непременным свершениям, ни, боже упаси, за руки хватать. Ох, нелегкая это работа — родителем быть…
— Привет, деточка, — говорю я. — Уроки сделала?
— Да, мам. Конечно, мам, — отвечает она голосом, в котором ясно слышится: «Господи, каждый день один и тот же вопрос!»
И ведет ко мне Флику.
Отличная у нее кобылка. Маленькая, изящная, невероятно элегантная. Типичный арабчонок, темпераментный и игривый. Со временем из нее должна получиться замечательная верховая лошадка.
Дэн привез ее сюда для Евы в ознаменование первого школьного дня, почти два месяца тому назад. Когда Ева вернулась из школы и увидела в паддоке Флику, она расплакалась и так бросилась мне на шею, что я не удержала равновесия и мы с ней вместе завалились на гравий. От меня не укрылся запах дыма в волосах дочери, но я не позволила себе испортить мгновение абсолютного счастья.
С тех пор хозяйка и лошадь прогрессируют семимильными шагами. Я так горжусь Евой, что сердце лопнуть готово.
— Можно ее вон в том конце манежа на корде погонять? — спрашивает Ева, ведя Флику мимо.
— Можно, только корду сильно не распускай, чтобы у Тазза на дороге не оказаться!
— Дык, — отвечает она.
И продолжает шагать, волоча по песку длинный кнут. Потом вдруг останавливается и оборачивается ко мне.
— Слышь, мам! А ты видела журнал, который сегодня пришел?
Еще бы мне не увидеть его! Мутти оставила журнал на кухонном столе раскрытым на той самой статье. Могла бы этого и не делать. Маккалоу и Гарра смотрели с фотографии, заснятые в приземлении после взятия широченного водного препятствия. Снимок был сделан в девяносто шестом году, на Олимпийских играх в Атланте.
— Да, — говорю я, отворачиваясь к своей смене. — Малькольм! Шагом! Один круг по манежу, потом вынешь ноги из стремян и перекинешь путлища впереди!
