— Я не знал, что ты с ним говорил.
— Коротко. Очень коротко. Прежде чем его убить. Я хотел убедиться, что проблема с твоей женой решена для нас раз и навсегда.
— Еще раз спасибо за столь пристальное внимание. Я непременно отблагодарю за эту услугу.
Он многозначительно замолчал, слышно было только, как тяжело дышит судья.
— Это я могу объяснить.
— Като, не надо ничего объяснять. И так ясно, что этими фото ты бы воспользовался, чтобы надуть меня.
— Ни в коем случае, ни в коем случае, — быстро ответил судья, понизив голос. — Даже не волнуйся из-за этого.
— Я не волнуюсь, — ласково сказал Савич. — Наше партнерство остается таким же прочным. И твоя, и моя проблема решены. Если только Наполи сказал правду.
— Правду о?..
— Смерти Элизы. Мейеру Наполи было бы под стать отправиться к создателю с ложью на устах. Может, она вовсе не умирала.
— Это невозможно.
— Не глупи, Като. Возможно все.
Глава 24
Когда Дункан вышел из дома, Элиза еще спала. Он не стал ее будить. Правда, она могла сбежать, пока его не было, но ему казалось, что она такого не сделает. Даже если и сделает, далеко ей не уйти.
Когда он вернулся, она сидела с ногами на диване, завернувшись в стеганое одеяло, которое он помнил с детства, и смотрела бабушкин маленький телевизор.
Руки у него были заняты пакетами с провизией, так что дверь за собой ему пришлось закрыть локтем. Элиза обернулась к нему и кивнула на телевизор:
— Като.
Он отнес продукты на кухню и вернулся к ней, чтобы посмотреть пресс-конференцию. Интересно, откуда у судьи этот растерзанный, изможденный вид человека, пережившего личную трагедию? Может, он все это время голодает — вон как у него шея исхудала, воротник на ней болтается. Темные круги под глазами можно нарисовать гримом. Или просто он не позволяет себе подолгу спать, с тех пор как жена пропала.
Как бы он ни готовился к этой роли, исполнено все было великолепно. С одного взгляда на судью было ясно: парень убит известием о смерти жены и его страдания так глубоки, что вряд ли он когда-нибудь от них оправится.
Речь тоже была по первому классу. Наверняка тщательно подготовленная. Закончив один период и переходя к следующему, судья поднял голову и украдкой — впервые — посмотрел на прожектор. Раньше он буквально нежился в их свете.
— Несмотря на мою личную трагедию… — Он замолчал, поднес ко рту кулак и прочистил горло. — Несмотря на мою личную трагедию, я глубоко тронут поддержкой друзей, коллег и даже совершенно незнакомых мне людей. Мне бы очень хотелось отметить неустанное содействие полиции Саванны — Чатема-Метрополитана, шерифа округа Чатем и всю его команду, службу береговой охраны США, многих людей, которые…
Элиза яростно придавила кнопку на пульте. Телевизор отключился. Она бросила пульт на диван, вскочила и принялась бегать по комнате.
— Ты пропустил лучшую часть, — сказала она. — О том, какой трагически короткой оказалась моя жизнь. Как часто меня не понимали, одинокую свечу на ветру.
— Он так и сказал?
— Процитировал[18]. — Она подняла одеяло с пола, куда оно свалилось, и снова завернулась в него. — Будет корчить из себя безутешного вдовца до последнего. Ничего другого я от него и не ожидала. Он…
— Ты хочешь есть?
Она замолчала, посмотрела на Дункана и кивнула.
— Потому что я умираю с голоду. Это, — сказал он, махнув на телевизор, — подождет, пока мы позавтракаем.
Он сгорал от нетерпения услышать все, что она хотела ему рассказать. И в то же время боялся этого, потому что тогда снова придется вспомнить все то, что осталось в Саванне.
— Ты умеешь готовить? — спросил он.
— Да.
— Хорошо. Потому что я не умею. Сварю кофе, только не рассчитывай, что он будет вкусный. — Он прошел на кухню и начал доставать из пакетов продукты.
— Я сейчас.
Она поспешила в ванную и закрыла за собой дверь. Наверное, хочет одеться. Дункан запросто оставил бы ее в этих шортах и футболке. Выглядела она в них неплохо, это он успел разглядеть. То есть просто отлично выглядела. И потом ему было приятно, что ткань, которая касалась его кожи, теперь согрета ее теплом.
Когда она вернулась, переодевшись в свои бесформенные джинсы и футболку, он насыпал кофе в бумажный фильтр.
— Сколько ты воды налил? — спросила она.
— Восемь чашек.
— Тогда кофе достаточно. — Она оглядела купленные им продукты и кивнула: — Пойдет. Миски есть? Кастрюли? Сковородки?
Через пятнадцать минут они сидели друг напротив друга за бабушкиным столом и ели омлет, который Дункан объявил самым вкусным за всю свою жизнь.
— Просто ты проголодался, — засмеялась она. Потом заметила, что его рука с вилкой замерла над тарелкой, а он во все глаза смотрит на нее. — Что? — спросила она. — У меня на лицо пристала еда?
— Нет. Просто… я впервые услышал, как ты смеешься. Она облегченно заулыбалась:
— Раньше мне было не до смеха.
Он кивнул, но развивать эту тему не стал, а снова занялся омлетом.
— Без шуток, пальчики оближешь. Мои всегда похожи на мокрый цемент — и на вид, и на вкус.
— Ты совсем не умеешь готовить?
— Абсолютно.
— Кто же готовит тебе завтрак?
Она как ни в чем не бывало намазывала маслом кусок тоста; но он почувствовал, с каким значением она задала этот вопрос.
— Обычно я перекусываю по пути на работу.
— Всегда? Я думала, может, есть… — Она многозначительно подняла брови.
— Нет. Даже в качестве… — Он выдержал такую же многозначительную паузу. — Никто не остается завтракать.
Она коротко вздохнула и продолжила намазывать тост. Через несколько минут, когда она отставила в сторону пустую тарелку, он заметил:
— Ты тоже проголодалась.
— Очень.
— Мне кажется, ты похудела на несколько фунтов.
— Это из-за одежды. Я купила на несколько размеров больше.
