Следы от сапог моих пыльных
Пятнали длинный Тангхопан,
И сколько звезд затоптал я,
Шагая тяжелым шагом, —
Не знаю, не ведаю я.
Лунд покачнулся, схватился за горло, захрипел, точно задыхался.
— О кегн! — крикнул Чернонд. — О миф-кегн! Не покидай моего сына!
— Какой миф-кегн? — быстрым шепотом спросил Володя, наклонившись к Унгхыр.
— Миф-кегн — Земной дух, он обитает на кончике языка певца. Он дает божественный дар вещей песни. Если миф-кегн покинет певца, тот сразу может в Млыво уйти.
Лунд тем временем очнулся и снова завел свою оглушительную песню:
В черном-черном небе
Холод, холод, холод…
Четыре звезды Ньяграньо
Блестят ледяным блеском.
Это Крыс Кладовая,
Крыс ледяных Кладовая.
Холод, холод, холод…
Совсем там согреться негде,
Хоть ярко светятся звезды.
— Фантастика! — пробормотал Володя. — Плетет бог знает что…
Обмороженными ногами ступая,
Добрел я до звездной деревни.
Она называлась Падф — Вечер,
И многих людей там я видел.
Я был для них невидим –
Они мне видимы были…
Голос Лунда стих. Глаза сонно закрылись. И абсолютная тишина, вдруг наступившая в доме шамана, нарушилась громкими криками Чернонда и Унгхыр:
— Га! Га! Га!
Унгхыр повернулась к Володе:
— Почему молчишь ты?
— А что?
— Заснув во время пения, Лунд уйдет в Млыво.
— Да, здесь искусство и впрямь требует жертв, — буркнул Володя. — То кегн от него сбежит, то сон его уморит… Ладно, так и быть… — И он тоже завопил что было сил: — Га! Га! Га!..
Лунд встрепенулся. Его помутневшие глаза вновь широко раскрылись. Охрипший голос набрал силу:
Долго бродил я в селенье,
Где звездные люди жили.
Они похожи на нивхов –
На нивхов огромного роста,
На нивхов с густыми бровями,
На нивхов с длиннющим носом.
Одеты они как нивхи.
Обуты они как нивхи.
Песни поют как нивхи.
Рыбу едят как нивхи…
Но нет среди них такого!
Внезапно, совершив поворот вокруг своей оси, как балерина, Лунд сделал выпад в сторону Володи и ткнул в него пальцем.
— Нет среди них такого! — нечеловеческим голосом проревел он, и Чернонд зачарованно повторил:
— Нет среди них такого…
Лунд бессильно грянулся оземь, почти беззвучно произнеся:
— Он не… не звездный человек… Это оборотень… людоед, унырк!
Старая Унгхыр в отчаянии закрыла лицо руками, а шаман, набросив на лежащего Лунда край черного покрывала, зловеще уставился на бывшего «звездного человека».
«Было бы очень странно, если бы Лунд все-таки разглядел таких, как я, там, на звездах», — еще успел насмешливо подумать Володя, но тут к сердцу его подобрался противненький страх: что же дальше будет?
Унгхыр склонилась перед шаманом.
— О Чернонд, — жалобно бормотала она. — О Ючин! Не трогай, пожалей его! Он еще так молод… Руки его еще не устали держать копье. Он еще не испытал радости охотника при виде богатой добычи. Он еще не встретил на своем пути прекрасноликую девушку, которая станет его женой. Не отправляй его в Млыво! Лучше я пойду туда вместо него…
Володя с изумлением и благодарностью смотрел на старуху. «Ведь она меня почти не знает, а готова жизнь отдать. Я и не думал, что она так добра. Совсем первобытная, отсталая, а посмотри-ка… Но нельзя же так! Разве я виноват, что не пришелец? Черт бы подрал этого Лунда. Знал бы, что он такой, не кричал бы ему «Га! Га! Га!». Пусть бы уснул и не проснулся!»
— Встань, Унгхыр, — велел Чернонд. — Я пока не трону этого оборотня. Мне нужна его помощь.
— Помощь? — недоверчиво переспросили хором Унгхыр и Володя.
Чернонд ответил, помолчав:
— Мне нужен посланник. Весть передать в селение Куги-Рулкус. Задумал я жениться. Дому нужна хозяйка. Мужчине — мужские дела: добычу с охоты приносить, дрова к дому подвозить… А жена должна рыбу, им привезенную, неутомимо чистить, запасы ягод, грибов, съедобных кореньев на зиму делать. Очаг топить, воду носить, рыбную похлебку для собак варить, кормить их, наготове для путешествия держать. Звериные кожи дубить, нитки из крапивного волокна сучить, одежду шить. Рыбьей кожей окна затягивать. Домашнюю утварь из березовой коры делать. Много утвари! Гость ли в дом — женщина должна пламя в очаге раздуть; если снег идет, то деревяшкой его с гостя счистить и чашу с рыбьим жиром и юколой предложить. Обед готовить. Трубку раскуривать. Наутро собак гостя накормить…
Володя чуть не задремал, слушая про многочисленные обязанности нивхских женщин, и с жалостью подумал: «Вот бедняги! Ни стиральных машин, ни холодильников, ни пылесосов, ни газовых плит — в этом селении ничего путного нет. А между прочим, на Сахалине и нефть есть, и газ!»
— Плохо без женщины в доме, — продолжал Чернонд. — И вот я присмотрел себе красавицу. Кто ей подобный сыщется? Волосы у нее длиннейшие, сережек на ней множество, железок-побрякушек множество. Имя ее — Итаврид, Ита — Загадка.
«Ого! — подумал Володя. — Красивое имя!»
— Вот тут-то, х-хе! звездный человек… ты мне и поможешь. Пойдешь по узкой тропе мимо нашего селения, мимо дуба, разбитого молнией, через тайгу и по сопкам, что поросли багульником, через озеро переправишься на запад, где мыс Тагг-ах: с него видна Морская спина — середина моря. Ко времени падения солнца придешь в селение Куги-Рулкус, отцу прекрасноликой Иты скажешь: мол, призвал меня со звезд в пору умирающей луны великий шаман Чернонд, чтобы я ему жену выбрал. И меж дев, ныне живущих на земле, я избрал твою дочь, юную Иту, в жены великому шаману. Пусть верхнюю пуговицу с платья своего мне передаст в знак любви и согласия. Скажешь ему это, оборотень, и… так и быть, отпущу я тебя, если Унгхыр покажет мне, где растет голубая лилия.
— Покажу, покажу, — поспешно закивала Унгхыр. — Но скажи, о Ючин, то есть Чернонд, разве отец Иты не отдаст тебе дочь в жены, если ты его сам попросишь? Разве не честь и счастье для них твое сватовство?
Чернонд замялся.
— Ее отец… — наконец не очень охотно вымолвил наконец. — Он говорит, что его дочь слишком юна для Чернонда, хотя уже двенадцать раз зима уступала дорогу весне с тех пор, как прекрасноликая Ита появилась на свет.
