— Ну, что?
— Да что, шить бочину надо… ногу потом посмотрим, с грудью вообще хер разберешь… Ладно, давай — время! не казенный, поди…
Давай!
Взяли Темира, фонарь взводного, Степановы причиндалы, воду, обложились палатками и начали нашего Дусю латать.
Первым делом добрым куском бинта схомутали пасть и завязали узел на затылке, под ушами. Внутримышечно дали обезболивающее.
Начали очищать рану. Обкололи вокруг новокаином, вылили почти всю воду, кое-как, местами прихватывая кожу состригли закаменевшую шерсть. Стали промывать перекисью, тут же все запенилось бело-розовым, обильно пошла сукровица. Смыли фурацилином, жирно обмазали вокруг раны йодом. Семен разложил кривые иглы, нарезал и намочил антисептиком обычную армейскую суровую нить и говорит:
— Чего смотришь? Схватил зажим — вперед!
— Че, я буду шить?
— А кто?
Ну, с Семеном особо не поприпераешься — спасибо, что вообще приехал. Давай шить. Тот только покрикивает, да в гроба-душу-мать клянет жопорукого чухонца. Я уже под конец и смеяться не мог от его матюгов. Это ж как и, главное, где, так ругаться выучиться можно? Ума не приложу….
Дуся лежит смирно, иногда только шкурой передернет. Тут-то и ему — по первое число от Степана. Не шали! А то долдон криворукий женилку к хвосту с перепугу причинит, что тогда: пока поссышь, служивый — пять раз кончишь. Ну, и все в таком духе, пока я не управился.
Серега просидевший весь вечер рядом с нами — просто выл, сил ржать уже не было. А чего, классный день у летехи. Взвод — красавец. Себя показал, гранатомет добыл, раненых спас. Всех прикрыли, потерь — ноль. Даже собака чужая и та — выжила. А тут такой концерт под занавес: Райкин — отдыхает.
Смешно им, а мне — терпи, обтекай. Нашли потешницу, швею-мотористку. И поди слово скажи — Семен разухабился, попустило мужика с утренней горячки, вот и потешается. Ты ему слово — он тебе десять в ответ, да так, что и рот потом открывать не захочешь. Это тебе не батальонная связь. Сиди на попе ровно, шей псину и сопи себе в обе дырочки, гиппократушка….
Управились с боком — засыпали все желтой хирургической присыпкой, как подсохло, поверх, замазали зеленкой. Занялись грудью. Состригли, где и как смогли, всполоснули, на чем и закончили. Грудина у пса — будь здоров, не у всякого мужика такая. Мышцы литые, тяжелые. Насчитали четыре дыры. Все мелкие — скорее осколки, а там, как Судьба карту сдаст. Рентгена нет, как проверить — зондом? А дальше — полостная операция в условиях окопа, силами двух коновалов? Бред….
Обработали. Перевернули на заштопанный бок. С Семена весь кураж мигом слетел…. Явно пуля, чуть выше колена. Кость раздроблена, нога соплей болтается. Кровоточит негусто, но постоянно. Туго дело….
Тут Взводный выступил:
— А пацан-то наш — боец!
— В смысле?
— Сраку духам не показал, все на грудь хапнул.
А ведь прав! Действительно…. Приметил Серега — так и есть. Все раны спереди. В лицо пса били — не отвернул.
Семен приосанился:
— Ладно, мужики, кончай базарить….
Засыпали дыру не разведенным бицилином, обработали сверху, перетянули тугой повязкой. Потом Семен наколол антибиотиков, повторно вогнал анальгетики, дал димедрола.
Пошли курить. Спрашиваю:
— Ну и как он тебе?
— Ой, Глебыч…. Красивый собака.
Чуть третий раунд матерщины не начался, задрал уже своими приколами!
— Я про состояние…
— Усыпить бы надо, говорю же тебе.
— Тебя самого, блядь такая, усыпить надо….
— Да ладно, не дуйся, как сыч, тоже мне — целка. Подумай, что ему за жизнь светит — ни в работу, ни поиграть, ни суку покрыть…. Ну, да, как знаешь…. Бувай, здоров! — И полез к взводному на машину.
Я тоже долго не шастал. Завалился в Ткачев окоп, накрылся и вырубился до утра. Помню только, как ночью мои молодята под теплый бок, сменяясь с караула, тихонько заползали.
Вот уж впрямь — салажатова наседка.
* * *
Ночь прошла спокойно, а утром прибежал танкист с соседнего поста с тупым вопросом: «Кто тут — доктор?». Это меня по связи ищут саперы. Кто-то слышал вечерние матюги по эфиру и сообщил им, что собака жива. Сказали едут. Пошел посмотреть псину. Ясно — заберут.
Мои гаврики докладывают: «Спал, пил, отлил. Степан — смотрел. Уже уехал».
Орлы! Дедуля спит — служба летит!
Подхожу. Там — радости…. Хвостом колотит, руки лижит. Посмотрел бок ничего. Заглянул под брюхо — на лапе новая повязка. А говорил — усыпить….
Уселся рядом, поднимаю руку из под морды — уши потрепать, слышу глухой рык. Не понял… А глаза серьезные и губа над одним клыком чуть приподнятая. Рука сразу опустилась.
Пес-то огромный. От нормальной овчарки в нем совсем-то чуть-чуть. Те вытянутые, низкие. А этот высокий, мощный, костяк развернутый, пасть широкая, вообще — голова слишком большая. Какой-то метис. Шерсть короткая, густая, почти кремовая, подпалы сверху коричневым темнят. Абрикосовый малый, нежного оттенка — с хорошими зубами. Теперь выясняется — и с неслабым характером.
Тупо сел, ручки до кучки собрал, смотрю. Он положил голову мне на колени и преданно в глазки заглядывает, вновь хвост заработал. Хрень какая-то…. Растопыриваю ладошку медленно подношу к рыжей носопырке. Лижет! Почухал под горлом. Темные губы в складки натягивает, глаза блаженно щурит, смог бы — улыбнулся всей мордой. Почесал пальчиком снизу за ухом — полное блаженство… Только погладить — рык. Странный ты — Дуся. Ну, ладно….
Минут через двадцать, еще жратву не разогрели, прилетают две машины. Ротный саперов и пацаны. Сразу с расспросами, что да как…. Нормально, чуваки, расслабьтесь!
Подходим….
Дуся их увидел — давай скулить, хвостом по брезенту лупит, подняться пытается. Насилу уложили. Те его жалеют, гладят, целуют… Попустило ребят, а то прилетели — суровые такие. Разговорились…
Пса зовут Дик. Дуся — это погремуха такая ласковая, от Федора хозяина. Он его с гражданки с собой на службу приволок. Сами откуда-то из под Воронежа. До дембеля — полгода, майские. Пацан уже в полку — вчера отправили. Говорят — нормально, кость цела.
Пока говорили, на посадку стала заходить «восьмерка». Это что такое? Оказалось — за Диком. Ничего себе, вот так саперы — лихо службу наладили!
Напоследок спросил про странности в характере пациента. Те ржут.
— Скажи спасибо, что половину пальцев не оттяпал! Никому голову не дает, кроме Феди. И не пытайся, даже не думай, погладить!
Бывает….
Вертушка села. Дика на плащ-палатке подняли, положили на носилки, загрузили, следом пару саперов прыгнуло на борт. «Восьмерка» в три круга поднялась до перевала, присоединилась к своей паре и ушла за скалы.
